Оля писала мне только о своём женихе ... так кто же отец нерожденного ребенка?
Каждый день одно и то же. Скандалы, ругань, синее пламя. На мои доводы отец лишь морщился, а мать стыдливо отводила глаза.Так прошло два года, а дальше несостоявшаяся революция, опала, долги, долги, долги. Алексея теперь не то что привечали, ему радовались как родному.
– Ты выйдешь за него замуж, – заявил мне папа, я подскочила на месте от этого заявления. Но пламя удержала.
«Два года ежедневных тренировок», – промелькнула мысль.
– Иначе нам просто не на что будет жить, – устало добавил отец.
– Я могу закончить институт? – тихо спросила я.
– Да, – ответил папа, – я согласовал этот вопрос с Алексеем.
Сжала зубы. «Значит, они давно решили мою судьбу», – поняла я.
У меня было несколько лет отсрочки, и я намеревалась ими воспользоваться для того, чтобы навсегда избавиться от ненавистного жениха.
– Мы на месте, Мария Михайловна, – Иван Петрович заглушил мотор и посмотрел на меня, – вот и наш с вами любимый Департамент министерства внутренних дел.
"Офицерская двадцать восемь", – значилось на стене.
– Действительно, – засмеялась я, – любимый департамент!
А если быть точным, сыскное отделение.
Глава 2
Я окинула взглядом большое желтое четырехэтажное здание с каланчой. Оно лишено всяческих украшений, но каждый житель города знает это расположенное неподалеку от Театральной площади учреждение.
– Мария Михайловна, – Иван Петрович открыл мою дверь и подал мне руку.
Пронизывающий ветер ударил в лицо. Холодно.
– Благодарю, – вежливо улыбнулась я и ступила на землю.
Мы вошли в подъезд. Длинная широкая лестница, голубой узор на белых напольных плитках, деревянные перила, кованая оградка. Высокие окна, а за ними темный, всё еще зимний город.
Нам на второй этаж. На первом квартирует Андрей Аркадьевич и его помощник. Длинный коридор, в самом конце которого две арестантские – мужская и женская.
– Иван Петрович, – я остановилась у неприметной двери, – мне в антропометрическое.
– До встречи, – адвокат раскланялся, я задумчиво смотрела ему в спину.
Как изменчива жизнь... В той, будто чужой действительности, могла ли я подумать, где сведет нас судьба? Служба в полиции – более чем странное занятие для дочери знатного рода. «Когда-то знатного», – одернула себя. К чему ворошить прошлое?
Тридцать семь рублей, внетабельный канцелярист. «Архивариус», – поправила я себя и улыбнулась.
Мне с трудом хватало на жизнь. В этом месяце я купила новые калоши. Почти три рубля, удар по бюджету. Теперь не хватало не только на шоколад (на шоколад не хватало всегда), но и на сахар…
«Эйнемъ», – сглотнула слюну. Когда я в последний раз ела любимые конфеты?
– Сладкоежка, – ласковый шепот обжигает ухо, – это тебе,– Алексей и шкатулка с конфетами.
– Я не ем шоколад, – упрямо отворачиваюсь.
– Мари, – он укоризненно качает головой, – ты обманываешь будущего мужа.
Сдерживаюсь, мне шестнадцать, но я давно не ребенок.
– Музыка, – мой сухой ответ, Алексей поднимает бровь, и я поясняю: – Мне нужно продолжать игру на фортепиано. Иначе я рискую разочаровать будущего мужа отсутствием столь необходимых для хорошей жены навыков.
– Я подожду, – он гладит меня по щеке, – что такое год?
«Год – это целая жизнь», – ухожу в свою комнату и бездумно стучу по черно-белым клавишам.
Девочка без детства. Девушка без юности. Нищета. Одиночество. Алексей.
Хватит о нём!
Я зло мотнула головой и схватилась за дверную ручку.
Справлюсь. Что-нибудь придумаю. Найду деньги на высшие курсы, стану юристом и смогу обеспечить себе достойное существование.
Суфражистка Шувалова. Смешно. Но лучше уж так, чем …
Во всяком случае, мне не приходится тратиться на жилплощадь. Вряд ли бы я смогла ютиться в тесной каморке стоимостью двенадцать рублей, а квартира, подобная моей, стоит не меньше двадцати пяти. Деньги. Почему все упирается в них?
– Маша! – кто-то окрикнул меня.
– Да? – я повернула голову, губы улыбнулись сами. Петя одним своим присутствием рядом повышал мне настроение.
Невысокий и чуть полноватый неунывающий балагур. Таким был господин Чернышов. Он не стал ходить вокруг да около, сразу заявив:
– У меня к тебе два дела! – он лихо закрутил ус, и я хохотнула. Мне так нравилась эта его привычка! Словно гусар из прошлого века.
– Каких? – мы вошли в большой кабинет.
Я взяла маленький табурет, подошла к одному из стеллажей, встала на свою подставку и безошибочно нашла то, что искала.
– Аро, – Арс, – Арсентьев! – вытянула из папки нужный мне лист. – Святые угодники! – поморщилась. – Петя, ты только посмотри на это лицо!
– Да, – Петр Николаевич бросил острый взгляд на портрет. – Из этих?
– Ага, – согласилась я, – всё угомониться не могут, революционеры, – зло поджала губы.
– А куда ты его? – он подал мне руку, помогая спуститься с табурета.
– В розыскную ведомость.
Мой помощник понятливо кивнул, и я продолжила:
– В воскресенье Пасха, потом гуляния. Отдам сегодня, чтобы точно не пропустить. Так что у тебя за дело?
Я снова посмотрела на фото преступника. Неухоженные волосы, глубоко посаженные глаза. Огромный нос. Да уж, кого только не встретишь в моей картотеке. Это еще не самый жуткий экземпляр.
– А, – Петя почесал голову, – точно, дело. Ну, первое дело – тебя звал Андрей Аркадьевич.
– Срочно? – не хотелось идти к начальнику с тяжелой папкой в руках, но что делать.
– Да нет, не очень, – он замялся.
– А второе какое? – терпеливо уточнила я.
Он долго собирался с мыслями, а потом как бы между прочим спросил:
– Ты куда на службу пойдешь?
– В Никольский, – недоуменно ответила я, – а что случилось-то?
– Ничего, давай мне папку и иди к начальству, – решил он наконец и, когда мы вышли из кабинета, забрал мою ношу: – Я тебе на стол положу.
– Спасибо, – я кивнула и пошла по коридору направо, в святая святых восьмого делопроизводства.
Андрей Аркадьевич сидел за столом. Новоявленный начальник сыскной полиции что-то писал, вернее, подписывал.
