– Ну ладно, – тяжело вздохнул Вася. – Французский так французский.
*Отсутствие новостей - это хорошие новости
Глава 18
Стрелки часов показывали восьмой час вечера, Василий прижимался ко мне. Мы сидели на мягком диване в гостиной мадам Дюбуа, я по памяти читала ему приключения любопытного лягушонка и гладила ребенка по светлым волосам.
– Глупый, глупый лягушонок. Зачем ты сунулся к аисту в клюв?
Я смяла зажатую в левой руке записку.
«Прошу, умоляю, богом тебя заклинаю, уезжай безо всяких промедлений! Послушай меня хотя бы раз!»
Поезд отправляется в семь часов утра. Просьбу справить для Васи документы я передала со слугой еще днем, билеты и записку лакей принес с час назад... И о ребенке Алексей не сказал ни единого слова. Почему? Федор не успел передать мой вопрос? Записку принес другой слуга… разминулись?
– Мари? – тихо позвала меня Клер.
Я подняла на неё невидящий взгляд. Она стояла в дверях, спиной опираясь о косяк.
– Мальчик спит, а вы вот уже десять минут как говорите на французском, – сообщила мне она.
– Да? – рассеянно отозвалась я и посмотрела на ребенка.
Вася действительно заснул. Я осторожно поднялась и накрыла его пледом. В горле пересохло, я прикрыла рот рукой, чтобы кашлем не потревожить детский сон. Бедный мой, умаялся.
Чувствуя внимательный взгляд, я обернулась на Клер. Она подошла ко мне и протянула ладони. Улыбка осветила её лицо, и я уступила шарму француженки – взяла её за руки, благодарно пожимая тонкие пальцы.
Она встретила нас так, будто только того и ждала. Ни единого вопроса, ни тени недоумения в огромных глазах. Открыв дверь, мадам Дюбуа расцеловала меня и ребенка. Как родных…
Я вдруг поняла, что тоже улыбаюсь в ответ.
– Идемте в столовую? – наклонив голову к плечу, шепотом сказала Клер.
– Опять? – я тихонько рассмеялась. Ох уж эти французы…
Мадам Дюбуа кивнула, от этого движения её короткие кудрявые волосы чуть подпрыгнули, делая женщину моложе, шаловливее и … сказочнее?
– Я хотела порадовать вас и послала за пирожными. Не волнуйтесь, Мари, Василию тоже достанется! – волнуясь, а потому забавно перескакивая с русского на французский, заверила она меня.
– Идемте, – согласилась я, отпуская её ладони и задумчиво дотрагиваясь до собственных, собранных в тугой узел волос.
Шпильки… рамки, в которых с самого детства существую я…
Мы вышли в коридор, и у входа в столовую я замерла, понимая, чего хочу. Немедленно. Прямо сейчас!
– Милая Клер, одолжите мне ножницы? На пару минут, – позвала её я.
Она запнулась, обернувшись, недоуменно на меня посмотрела, и я повторила свою просьбу на её языке.
– Ножницы? Да … конечно, – свела она широкие брови к переносице. – Но… зачем?
Я тихо рассмеялась и, вытащив шпильки из пучка, тряхнула головой.
– Хочу обрезать волосы.
– О, – она округлила глаза, потянулась ко мне рукой, но, встретившись со мной взглядом, почему-то отдернула ладонь. – «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит … – со своим умилительным акцентом произнесла она строчку из знаменитой поэмы. – Вы похожи на русалку из той книги, Мари.
– Вот-вот, – поддакнула я, смеясь забавному сходству наших с мадам Дюбуа мыслей. И она, и я, нашли друг в друге отражение чужих детских сказок.
Она всё же подхватила длинную прядь с моего плеча и, пропуская её между пальцами, сказала:
– Вы не передумаете.
– Нет.
– Хорошо, – вздохнула женщина. – Но я сама подстригу вас.
Она взяла меня за руку, привела в свою спальню и, усадив на пуфик напротив трюмо, достала из одного из ящичков широкий гребень и ножницы. Расчесав мои волосы, Клер потянулась к ножницам и, надев их на пальцы, поймала мой взгляд в отражении:
– Alex будет сердиться, – улыбнулась мне она.
Я посмотрела на сияющий камень на моей руке и ответила:
– Нет, Клер. Не будет.
Ножницы рассекли воздух, первая длинная прядь упала на пол.
– Oh là là, – печально пропела она, и я рассмеялась.
– Мне всё нравится, – заверила я женщину.
Руки француженки порхали вокруг моей головы, а я смотрела за её движениями как завороженная, старательно прогоняя тревожные мысли.
– Готово, – наконец, заявила она и подала мне ручное зеркало.
Я тряхнула легкой головой. Клер остригла меня по плечи, но волосы, потеряв привычный вес, теперь доходили мне до подбородка, завиваясь безо всяких щипцов.
– Удивительно, Мари, но вы будто стали еще красивее, – польстила мне женщина. – Да, вы были правы, – кивнула Клер и, пальцем накрутив локон у моего виска, решила: – Alex не станет ругаться!
Уличный ветер взметнул тонкий тюль на окне и игриво щекотнул меня под волосами. Я отложила зеркало и, подавив подступающий кашель, обхватила себя за шею. Нет, Алексей не будет сердиться. Я не принимала от него денег, я запретила ему что-либо мне дарить. Волосы – это пустяк. К причудам моим князь привык. Уверена, он и просьбе справить ребенку документы не удивился.
В зеркале я увидела давно собранный Клер чемодан. Почти девять, но вестей от Милевского нет!
Политическая обстановка, угроза быть убитой… всё это меркнет, кажется пустяком от одной только мысли, что с ним что-то случилось. Вот, что единственно страшно.
Я рывком поднялась на ноги и вызвалась убрать за собой. После недолгих препираний Клер принесла метлу, позволяя мне самой смести с пола волосы.
– С вами невозможно спорить, вы знаете? – заметила она.
– Знаю, – я дернула краешком рта. Мадам Дюбуа в точности повторила любимую присказку князя.
«Черт возьми, Мари, с тобой невозможно спорить! Ты ходишь в старых платьях, и на какие только ухищрения я не иду, чтобы тебя накормить! Но подработка ночами у Ежова, чтобы платить ссуду за Солнечное – это немыслимо!»
Верно, немыслимо. Отобрать у Милевского ночи… пришло же в голову.
Родительское имение – то был единственный спор, в котором он не уступил мне. Я отказывалась брать его деньги, отстаивая право на самостоятельность. Алексей отказал мне в возможности хотя бы попытаться самой выплатить долги, выкупив имение Шуваловых. Суд, разумеется, встал на сторону князя. Я злилась, очень злилась. На ситуацию, на Милевского, на себя. Пожалуй, то была бессильная ярость. Всего лишь женщина … не было у меня никакой самостоятельности. Никогда.
– Чисто, – осматривая паркет, огласила я и, заметив серебристое сияние у ножки кровати, наклонилась, чтобы поднять упавшую вещицу и вернуть Клер.
