— Это ты мне ответь, кто тебе морду-то разукрасил? Церковь — место не для алкашей.
— Да пошла ты, — спокойно сказала неудавшаяся прихожанка.
Я отвернулась. Куда я попала? Грубость бедности — к этому надо относиться с философским спокойствием. Но одно дело наблюдать подобную сценку из окна хорошо протопленного авто, а совсем другое — стать ее непосредственным участником. Неужели эта вредная бабка и эта женщина, лицо которой посинело от свежих гематом, отныне и есть мое окружение? Значит ли это, что через какое-то время и я стану одной из них? И некто, увидев меня из окна своего автомобиля, скользнет равнодушным взглядом по моей немодной засаленной куртке и вздохнет — несчастная женщина, зависшая в бесконечности между растраченной на мелочи молодостью и пугающей нищей старостью.
…Я понятия не имела, куда мне пойти. Бело-золотая церковь, дрожащая свеча в память о том, кого я убила — все это выглядело по-киношному красиво и даже пафосно. Но я так и не решила самый главный вопрос: что дальше-то делать? У меня хватило смелости изменить внешность и сбежать из города, где найти меня проще простого. И вот я здесь, в глуши.
— Закурить не найдется?
— Не курю, — машинально ответила я и только потом сообразила, что со мной говорит та самая пьянчужка, которую не пустили в церковь. Выглядела она и правда не лучшим образом. Правый глаз — голубой и ясный, а вместо левого — мутноватая щелочка, окруженная филигранным черным синяком. Щека расцарапана, в уголках губ — запекшаяся кровь.
— Ну и правильно делаешь. Я тоже бросить пытаюсь, да все никак. Наверное, потому что мне жить скучно.
— По тебе не скажешь, — криво усмехнулась я.
— Артур Шопенгауэр говорил, что сигара может послужить хорошим суррогатом мысли, — прищурилась пьянчужка.
Я чуть не села прямо в скользкую грязь. С ума сойти можно от такой начитанности.
— Я директор школы, — улыбнулась она. — Меня Евгенией Викторовной звать, а тебя?
Я замешкалась. Наверное, не стоит говорить ей свое настоящее имя. Раз уж я решила, что меня больше нет, значит, мне придется забыть и собственное имя. Потому что отныне я буду…
— Анна, — откашлявшись, заявила я. Мне всегда нравилось имя Анна, а свое собственное неуловимо раздражало.
— Меня вот в церковь не пустили… Да ты все видела. Ты подумай, сволочи какие! Я разве виновата?.. Анна, а вы замужем?
Ее бесхитростное провинциальное любопытство меня скорее забавляло, чем раздражало. И потом — мне все равно нечего было делать. Может быть, эта любительница Шопенгауэра подскажет, где можно снять квартирку или найти недорогую гостиницу.
— Не замужем. А вы?
— А я, увы, да. Видите? — она провела ладонью по лицу. Ладошка у нее была маленькая и ухоженная, красивые миндалевидные ногти выкрашены персиковым лаком. — Это он меня оприходовал, муж. И это не в первый раз. Но на этот раз я решила, что с меня довольно. Ушла от него вчера вечером. У меня домик есть на окраине, деревянный. Конечно, тяжело одной в доме. Там печь. Да и денег теперь не будет… Степка, он хоть и пил, зарабатывал хорошо. Он при мебельной фабрике водитель… Ну а вы?
Я растерялась. Эта Евгения Викторовна, по всей видимости, ожидала от меня ответной истории, лаконичной, но откровенной.
— А что я?
— Вы не местная, сразу видно.
— Это почему же? — Я немного занервничала. На мой собственный взгляд, с черными лохматыми кудряшками, с пятнами автозагара на лице я ничуть не выделялась из безрадостной толпы.
— Не знаю. У вас глаза разные. И взгляд… такой…
— То есть как это — глаза разные? — испугалась я.
— Один карий, другой голубой, — пожала она плечами, — как будто бы сами не знаете.
Я поморгала. Проклятые контактные линзы. Никогда не умела правильно с ними обращаться — и вот результат. Если я вытащу при ней линзу, это будет выглядеть подозрительно. Тетка моей степени растрепанности вообще не должна знать о том, что такое контактные линзы.
— Как у Воланда, — рассмеялась она, и мне стало немного не по себе.
— Да, вот такая ошибка природы.
— Но смотрится красиво, вам даже идет, — поспешила заметить она. — Так вы надолго к нам?
Я вздохнула:
— Не знаю. Ничего не знаю… Понимаете, у меня такая ситуация… Я вас немного обманула, когда сказала, что не замужем.
— В смысле? — насторожилась Евгения Викторовна. Она даже отступила на шаг назад. Знамо дело — и глаза разные, и обманщица в придачу.
Я усмехнулась. Правильно делаете, Евгения Викторовна, от таких, как я, надо держаться подальше. Целее будете. Если бы вы еще знали всю правду… Впрочем, ее вы, надеюсь, не узнаете никогда. Сейчас я вам придумаю красивую историю, по части художественного вранья я мастер спорта — всегда считалась натурой артистичной. Я набрала в грудь побольше воздуха.
— Был у меня муж. Правильнее сказать, есть муж. Только вот он сумасшедший.
— Пьет? — она спросила это, как мне показалось, с надеждой. Ей хотелось найти во мне товарища по несчастью.
И у меня хватило ума ее не разочаровать. Может быть, в тот момент я уже каким-то шестым чувством поняла, что директриса школы с внешностью загульной бродяжки может устроить мою судьбу?
— Пьет, — серьезно подтвердила я.
— И бьет? — с еще большим энтузиазмом спросила Евгения Викторовна.
— Именно. Раньше я еще терпела. Но в последнее время он как с цепи сорвался. Запретил мне выходить на улицу.
— Это еще зачем? — удивилась она.
— Да так. Ревнует, наверное.
Она недоверчиво на меня уставилась. Мне была вполне понятна ее реакция — неумело загримированную женщину с самодельной химией, да еще в такой драной куртке, сложно представить в роли Дездемоны.
— Он привязывал меня к батарее, — я решила сгустить краски. — Заставил уволиться с работы… А ведь я тоже учительница.
— Да ты что?! Вот сволочь!
— А я что говорю? Он даже паспорт мой спрятал. И вот я решила — с меня довольно.
— Прямо как я…
— Собрала вещички, села в первую попавшуюся электричку… И вот я здесь.
— Без денег и документов? — сдвинула брови она.
Я поспешила ее успокоить:
— Деньги есть. У меня было отложено, на машину копила. А вот с документами — облом.
— И теперь тебе некуда пойти, — резюмировала Евгения Викторовна.
Я вздохнула, пожала плечами и улыбнулась. Я изо всех сил пыталась придать своему лицу равнодушный, незаинтересованный вид. Почему-то я была уверена, что милейшая Евгения Викторовна должна посочувствовать «коллеге» по неудачному замужеству и помочь той сориентироваться в незнакомом городе. А про документы я ловко ввернула! Теперь у нее не возникнет лишних вопросов — что взять с несчастной беспаспортной беглянки? И профессию себе придумала беспроигрышную — учительница.
