— И как же ее использовать? — хмыкнула я. — Хранить под подушкой и, почувствовав приближение оргазма, выпить, ненадолго оторвавшись от процесса?
— Сама не понимаю, — хихикнула она, — но если ты его понюхаешь, то несколько минут будешь беспричинно смеяться. А потом на волнение не останется душевных сил. Попробуй, многие наши перед выходом на сцену так делали, чтобы четче отработать! Не бойся.
— Интересное кино, — я повертела пузырек в руке, — а во время оргазма я тоже буду беспричинно хохотать?
Сейчас я вряд ли поддалась бы на подобную провокацию. Но тогда все новое казалось мне заманчивым — в том числе и этот коричневый пузырек. Я знала, что многие мои знакомые не брезгуют наркотиками. Травку курили почти все, ну а те, кто побогаче, баловались «продуктом номер один», в переводе с закулисного жаргона — кокаином.
Я поднесла пузырек к носу и сделала широкий вдох. Комната закружилась перед глазами, на какой-то момент мне стало душно, но потом пришедшая из ниоткуда легкость заставила меня расправить плечи. Захламленная гримерка вдруг показалась просторной и светлой, стоящая рядом подружка — родной и ослепительно красивой. Хотелось радоваться окружающему миру, не упуская ни одной детали, до меня вдруг дошло, что мир смешон, а самый смешной персонаж в нем — это я сама. И тогда я засмеялась. Я смеялась громко и отчаянно, я уже и сама не понимала, над чем именно так искренне хохочу. Я смеялась и никак не могла остановиться, как ребенок, которого щекочут.
Все закончилось так же быстро, как и началось. Я просто перестала смеяться, как будто у меня сели батарейки.
— Ну как? — спросила подружка.
— Ух ты, — устало прокомментировала я, вытирая слезы. — Тушь не потекла?
— Конечно потекла. Но у тебя есть время все исправить. Главное, что ты расслабилась.
И это было правдой. Успокоилась я мгновенно, и меня уже не могли взволновать ни суетящиеся вокруг эстрадные звезды, ни приближающийся «час расплаты» — когда я буду стоять на ярко освещенной сцене, совсем одна…
Аплодировали мне стоя. Конечно, я втайне надеялась на успех, но никак не ожидала такого ажиотажа. Зрительный зал казался мне некой враждебной субстанцией, химический состав которой у меня был шанс изменить. Во что бы то ни стало я должна была заставить их улыбаться. И я это — не верится даже — сделала. Я боялась, что меня будут рассматривать чересчур пристально, что недостатки моей внешности будут презрительно обсуждать — мол, с такой-то рожей — и в звезды… Но ничего подобного не случилось. Приняли меня «на ура».
А после концерта был фуршет для особо важных персон, и меня, конечно, пригласили остаться. На мне было шелковое платье от «Эскады» с голой спиной и массивный золотой браслет от Тиффани. Первый тост был за меня, хотя на том концерте я была не самой важной фигурой, а всего лишь дебютанткой. Все улыбались мне, а я не могла в это поверить и прятала смущенную улыбку в бокале с золотым шампанским.
Ко мне подошел молодой брюнет — знаменитый актер, «прозвездивший» в многосерийном фильме о жизни «братков».
— Вы — просто сенсация. — Он пожал мне руку. Пару недель назад я бы в обморок упала от одного его прикосновения, а короткий диалог с ним, секс-символом, стал бы одним из ключевых событий моей жизни. Я бы еще долго об этом рассказывала онемевшим от зависти подругам. А потом мы бы вместе вздыхали над его фотографией… А теперь вот он смотрел на меня восхищенно. На меня!
— Если честно, я не ожидала такого успеха. Мне говорили, что пробиться сложно. Теперь мне кажется, что я не приложила к этому никаких усилий.
— У вас такая внешность, такая фактура, что никакие усилия не нужны. Вы сами по себе звезда, от природы.
Боже, думала я, неужели он говорит это именно мне?
— Поедете потом в «Джусто»?
— Не знаю, — замялась я. Когда я в последний раз пыталась попасть в «Джусто», меня попросту не впустил охранник, мотивируя это тем, что клуб якобы арендован под частную вечеринку. Но я-то знала, что «частная вечеринка» — это пароль для вежливого отказа неудачникам. Конечно, актеру я о том инциденте рассказывать не стала.
— На вашем месте я бы не стал отказываться. Там будет огромный торт, а еще особо важным гостям подарят золотые часы. Вы-то точно окажетесь в их числе.
Я недоверчиво улыбнулась.
Самое удивительное, что он оказался прав. Организаторы вечеринки и правда вытянули меня на сцену и торжественно вручили часы. Потом меня угощали шампанским, пинаколадой и кокаином, потом я непонятно каким образом оказалась в «Априори» с юным голубоватым ви-джеем и двумя манекенщицами-близняшками. Потом кто-то отправил меня домой на ретромобиле, блестящем «мерседесе», который словно был выкраден из черно-белого кино.
А на следующий день я получила гонорар за концерт, и оказался он втрое больше, чем то, на что я несмело рассчитывала. Как забавно, думала я, собираясь порадовать себя целым днем расслабленного шоппинга, за эту развеселую жизнь еще и деньги платят…
В тот день я приобрела в ГУМе туфли «Гуччи» и сумку к ним в тон. А потом отправилась в китайский ресторан и заказала самое дорогое блюдо, на вкус оказавшееся отвратительно пресным. Я была красива, свободна, богата и почти знаменита. Впереди была вся жизнь — миллион легких, как игристое вино, дней, заполненных вечеринками, фотовспышками, платьями от Готье, суши-барами, искрящимся городом, в котором мне отныне было дозволено хозяйничать…
…Я перевернулась на другой бок. В темноте моя новая спальня не смотрелась так вопиюще убого, как в безжалостно-объективном свете дня. В комнату заглянула Женя.
— Анечка! Не пора ли тебе вставать? А то ночью уснуть не сможешь.
— Да, конечно. — Я села на кровати и сунула ноги в разношенные тапочки. Да здравствует конец эпохи Гуччи! Добро пожаловать в мир стоптанных штиблет!
— Я блинчиков напекла. Есть варенье, мед и овечий сыр. Надо же как-то отметить наше знакомство.
Чай пили у телевизора. Женины блины были вкусны божественно. Кружевные, горячие, с аппетитными потеками растопленного масла. Они были гораздо вкуснее самого дорогого блюда китайского ресторана…
— Смотри, какая уродина, — неожиданно сказала Женя, кивнув на телеэкран.
Я машинально проследила за ее взглядом и чуть со стула не упала — по телевизору показывали… меня. На мне было платье с пышной коротенькой юбкой и плотно прилегающим лифом и задорные белые гольфики.
— Почему это — уродина? — я наконец пришла в себя. — По-моему, очаровательная женщина.
— Да что в ней очаровательного? — фыркнула Женя. — Ты только посмотри на ее ноги.
— Ноги как ноги, — упрямо заступалась я за саму себя.
— Ну хорошо, а плечи? А грудь? Да и краски на ней — килограммы. Мы и то лучше.
«А вот это вряд ли, — с грустью подумала я. — Представляю, до чего убого я выгляжу, раз ты меня даже не признала».
