А вслух сказала:
— Конечно лучше! Мы с тобой, Евгения, лучше всех. И мы им всем еще покажем!
И заставила себя улыбнуться.
Глава 5
Они ели креветки в расплавленном сыре, пили яркие коктейли в запотевших хрустальных фужерах. Закусывали ломтиками свежих фруктов, красиво разложенными по тарелкам.
— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя совершенной формы запястья?
Оля покосилась на свою руку, в которой она держала фужер с текилой «Санрайз».
— Никогда, — честно призналась она. — Ты что, пытаешься найти во мне хоть одну совершенную черту?
Эдуард рассмеялся. В приглушенном свете дальнего зала ресторана «Антонио» он выглядел более смуглым и был похож на жителя южных итальянских провинций. «Надеюсь, что и я хороша собой в полумраке, — думала Ольга. — Наверное, именно поэтому свидания принято назначать по вечерам. В полутемном зале любая прыщавая серая мышь может сойти за Хайди Клум».
То было романтическое свидание в лучшем смысле этого слова. Старомодное свидание — с легким ужином при свечах в дорогом итальянском ресторане и осторожной беседой, балансирующей на тонкой грани светского трепа и волнующего флирта. Эдик рассказывал о своей поездке в Питер, Ольга — о своей работе на телевидении. И оба они понимали, что на самом деле речь идет о другом.
— Ты прелесть. Я так рад, что мы познакомились, — наконец сказал он. — Знаешь, а я ведь хотел пригласить тебя с собой в Питер. На свадьбу к моему другу.
— Если хотел, чего же тогда не пригласил, — хихикнула Оля. Она была немного пьяна — совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно для уверенного кокетства. Спасибо тебе, человечество, за изобретение алкоголя, подумала она, налегая на текилу. Достаточно опрокинуть одну-две рюмки, и застенчивая девушка на глазах перевоплощается в секс-бомбу с многообещающей улыбкой.
— Я решил, что ты все равно не поедешь. Мы же всего один раз виделись. Еще заподозрила бы, что я маньяк.
— Обожаю маньяков. Зря ты не рискнул. Я бы поехала.
— А ты отчаянная, да?
— Именно так.
— Наверное, любишь горные лыжи, угадал? Все отчаянные модные девушки любят горные лыжи.
Ольга помолчала — на самом деле она и близко не подошла бы к горе и даже под страхом смерти не пристегнула бы к ногам лыжи, но что-то подсказывало ей, что положительный ответ добавит ей авторитета.
— Предпочитаю сноуборд, — вздернула подбородок она, — этой зимой наконец купила собственный. А то на арендованном прыгать некомфортно, все время боюсь его разбить.
«Что я несу, зачем?! — в ужасе думала Ольга, с самым независимым видом рассказывая об особенностях «черных» трасс парка «Волен». — Сноубордистка хренова!! А если он предложит вместе покататься?!. Никогда нельзя начинать отношения с вранья… Замолчи, остановись!»
Но ей так хотелось быть особенной в его глазах. Эдуард был сам виноват — он так восхищенно смотрел на нее, когда она врала про то, что почти научилась делать двойное сальто на сноуборде! Он, как и все мужчины, любил отчаянных и смелых. Вряд ли она удостоилась бы столь теплой улыбки, если бы призналась честно — меня даже от физкультуры освободили в школе за клиническую неповоротливость, единственный вид спорта, которым я иногда грешу, — аэробика в домашних условиях, да и то выдыхаюсь через пять минут…
Вот кто и в самом деле отчаянный, так это Влада. Это она перед самым Новым годом купила себе сноуборд. И непромокаемый комбинезон вызывающе желтого цвета — он так шел к ее длинным светлым волосам. Она была похожа на богиню горы, она гарантированно становилась самой красивой девушкой любого зимнего курорта. Как хорошо все же, что Эдик и Влада незнакомы!
Какая гадость — выходит, что она, Оля, посмела присвоить себе чужую смелость. Родную сестру обокрала.
— Что-то не так?
— С чего ты взял?
— Ты нахмурилась. О чем думаешь?
— О своей сестре, — Оля сосредоточенно гоняла по тарелке креветку, — она тоже сноубордистка… И если честно… преуспела гораздо больше, чем я.
— Ну и что? — удивился Эдик. — Я вот, например, вообще неспортивный. А мой младший брат — боксер.
— А твой брат — красивый?
— А что?
— Ты никогда ему не завидовал? — выпалила она.
— Все понятно. — Двумя пальцами он взял ее за подбородок, только так у него был шанс поймать ускользающий Олин взгляд. — Ты завидуешь сестре и стыдишься этого.
— Вовсе нет! — пожалуй, слишком быстро сказала она.
— Оля, но ведь это нормально! Конечно, я тоже иногда завидую брату. Ты ведь не ненавидишь ее?
— Что ты! Я Владу люблю… Просто ей невозможно не завидовать… Она такая красивая. И худая.
— Ты не менее красивая. — Он погладил ее по щеке, и от этой ничего не значащей ласки кровь прилила к лицу. — Думаешь, я бы подошел к тебе тогда, в ГУМе, если бы ты была некрасивой?
— Она будет участвовать в конкурсе красоты, — почти прошептала Оля. Ей было стыдно от того, что она говорит такое полузнакомому человеку, но в то же время хотелось с кем-нибудь поделиться.
— И что в этом хорошего? Ходить по подиуму в купальнике, а сидящие в зале люди будут полушепотом обсуждать ее недостатки. Ты бы этого хотела для себя?
— Нет, но…
— Вот видишь!
— В последнее время она ко мне так относится… Она не верит, что у меня может быть личная жизнь, — окончательно разоткровенничалась Ольга. — Как же ужасно должна я выглядеть, если родная сестра не может поверить в то, что у меня есть кавалер!
— Значит, она тоже тебе немного завидует, — спокойно резюмировал Эдуард. — Знаешь, что мы сделаем? Когда будет ее конкурс красоты?
— В следующую субботу. А что?
— Пригласи меня. Пойдем вместе. Она увидит, что у тебя есть поклонник, и больше никогда не скажет ничего подобного. Я тебя не подведу.
Ольга ничего не ответила, только благодарно улыбнулась. Допивая текилу, она лениво подумала о том, что пресловутая птица счастья, как бы не сглазить, наконец ухвачена за хвост. Столько лет невыразительных будней — она была заключена в бесформенную стотридцатикилограммовую оболочку, как принцесса в замок на горе. Никто принцессу не видел, а она тем не менее была прекрасной и хотела романтики (или, в крайнем случае, просто хорошего и более-менее регулярного секса). Время от времени ее замок пытались штурмовать, но тщетно — ни одному мужчине не удалось разглядеть за уродливыми стенами ее, красавицу.
Ольга лишилась девственности в девятнадцать лет. Ни одной минуты не была влюблена в того, с кем рискнула испытать первое разочарование, — наигранная страсть, неумелый поцелуй и кровь на простыне, небрежно записанный телефонный номер, так и не раздавшийся звонок. Ему было за сорок, он снимал дачу у Ольгиных родителей. Она и видела-то его всего пару раз — каждый месяц мама или тетя Жанна наведывались на дачу с инспекцией — не устроил ли квартирант пожар или бордель? Несколько раз в роли инспектора выступала Ольга. В один из таких дней и произошло то, о чем ей потом было стыдно вспоминать. «Хочешь розу?» — сказал он, когда Ольга уже собиралась уезжать. Она недоверчиво улыбнулась, она всегда терялась, если с ней начинали кокетничать, — благо, происходило это крайне редко. «Хочу», — сказала Оля, и он срезал для нее цветок. Она только и успела сказать спасибо — а потом он сделал шаг вперед, уткнулся носом в ее грудь, невнятно пробормотал, что ему всегда нравились «бабы с мясцом». Он так и выразился, наверное, уже после этих слов она должна была ретироваться. Но она, как дура, стояла между грядок и терпеливо ждала, когда он расстегнет все пуговички ее немодного сарафана. Ей было любопытно, что будет дальше. Оля знала, что Влада встречается с мужчинами с четырнадцати лет. Ей всегда хотелось быть похожей на сестру, и вот — такой шанс.
