— Разные бывали, — уклончиво ответил Эдик. — Одна умудрялась спать и со мной, и с моим братом. Мы долго не могли ее раскусить. А когда все выяснилось, у нее хватило наглости заявить, что она обоих нас любит. И предложила создать… как это называется… шведскую семью.
— А вы?
— Послали ее к черту, разумеется. А еще одна тянула из меня деньги. Да так умело прикидывалась овечкой, что я и не сразу разглядел в ней пиранью. — Эдик помолчал, а потом заговорил тонким манерным голосом, Оля чуть табуретку от смеха не опрокинула. — Милый, мои сапожки протекают! Хожу, как в луже! Наверное, к старости у меня будет ревматизм… И мы идем покупать этой стерве сапожки. Причем ничего дешевле «Вичини» она не носила. Или вот… Милый, у моей подружки новое кольцо. Она теперь смотрит на меня, как на ничтожество. Но я считаю, что ничего страшного, что у меня нет дорогих украшений. Главное — душа… И я покорно брел в ювелирный.
— Не повезло, — вздохнула Оля.
— А с одной девушкой я расстался, потому что она храпела. Наверное, не очень-то по-джентльменски поступил. Но ты бы это слышала, — он изобразил нечто среднее между громким хрюканьем и утробным ревом: — Хрррррр-уууууу-хрррр.
— А при чем тут «уууууу»? — Тыльной стороной ладони Оля вытерла выступившие от смеха слезы. — Она что, выла во сне?
— Как пожарная сирена. Представляешь, между всхрапываниями выла. Чувствуешь себя, как в доме с привидениями.
«Надеюсь, я не храплю, — подумала Оля, — надо выяснить у Влады. Если да, то я готова глаз не сомкнуть, лишь бы не опозориться!»
— А твоя последняя девушка… Из-за чего вы расстались? — решилась спросить она.
Эдуард замялся:
— Ты имеешь в виду Инну или?.. Ах да, откуда ты их можешь знать. Я так к тебе привык, что мне кажется, ты знаешь всех моих друзей… Инну мне пришлось оставить, потому что она не выносила моих друзей. А в особенности подруг. Ей казалось, что им я уделяю больше внимания, чем ей.
— Вот дура! — вырвалось у Оли.
— И не говори. Да, я человек общительный. Но мои друзья казались ей странными… У меня есть знакомая, она была панк-певицей. А потом ушла в монастырь. Потом, правда, оттуда сбежала. Инка считала ее ненормальной.
— Может быть, она была отчасти права? — хмыкнула Ольга, представив панк-девушку с красными волосами и кольцом в носу в монастырских интерьерах.
— И ты туда же, — расстроился Эдик, и Оле пришлось быстро сказать, что он неправильно ее понял. Не хватало еще, чтобы и с ней перестал общаться из-за снобизма, которого среди ее пороков на самом деле никогда не было, — необычность и ненормальность — разные вещи. Мне нравятся необычные люди… нравится их понимать.
— Но зачем это тебе? Оригинальность ради оригинальности?
— Я никогда не говорил тебе… Но, думаю, тебе можно сказать, — замялся он.
А Оле вдруг стало тепло от той многозначительности, которую он вкладывал в слово «тебе». Она почувствовала себя легкой, как отвязавшийся воздушный шарик, — и ни один из проклятых ста двадцати девяти килограммов веса не мог привязать ее к земле, когда за спиной выросли такие мощные крылья.
— Я пишу книгу, — понизив голос, сказал Эдуард.
— Да ты что? — выдохнула она. — О чем?
— Это будет сборник новелл. О необычных людях. О том, как они живут… У меня же своя типография, так что выпустить смогу. Для начала маленьким тиражом, а если уж она пойдет… — он замолчал, и Оля заметила, что он мечтательно улыбается.
— Конечно, все получится! — с энтузиазмом воскликнула она. — А я могу тебе чем-то помочь?
— Ты и так помогаешь. Одним своим присутствием.
— А кто еще будет в книге? Кроме монашки-панка?
— Будет женщина, у которой дома живет волк. В обычной московской квартире. Она его от соседей прячет. И верит в мистический смысл его существования… Еще будет женщина двухметрового роста. Она работала манекенщицей раньше, но сейчас ей двадцать восемь…
— А ты можешь и меня с ними познакомить?.. С женщиной, у которой есть волк? Мне тоже интересно.
— На волков ты сможешь посмотреть в другом месте, — усмехнулся он.
— Где это?
— На конкурсе красоты, куда мы с тобой идем в субботу. Ты еще не забыла?.. Вот где соберется настоящая волчья стая!
Глава 6
В холодном деревянном доме на окраине крошечного северного городка я, бывшая красавица, бывшая светская львица, медленно умирала от скуки.
Первые дни на новом месте были не слишком насыщенными. Единственное событие — поход на рынок за новой одеждой. Преодолевая брезгливость, комом подступающую к горлу, я мерила отвратительно сшитые синтетические шмотки вьетнамского производства. В моей прошлой жизни я бы побрезговала даже дотронуться до подобной вещи. А теперь была вынуждена торговаться, чтобы их приобрести. Джинсы, которые меня полнят. Кофточка, неприятно прилипающая к телу. Колючий свитер. Идиотские тупоносые сапоги. Блузка с карикатурными оборками.
Моя новая подруга Евгения пришла от всего этого в трогательный детский восторг.
— Какая прелесть! — воскликнула она, схватив юбку цвета гнилой травы, которую я купила, руководимая чувством мазохизма.
— Хочешь, бери, носи. Мне не жалко.
— Правда? — выдохнула она. — Ох, какая ты счастливая. Как бы мне хотелось накупить себе столько одежды одним махом! Но мне вечно приходится выкраивать… Теперь-то будет полегче, а когда мы приходили на рынок с мужем… Он пилил меня за то, что мне хотелось новые трусы. «Зачем твоей старой жопе новые трусы», — говорил он. Знаешь, обидно как было?
— Урод, — уныло подтвердила я. — Я подарю тебе новое белье. Завтра пойдем и выберем, что захочешь.
— Что ты! — испугалась она. — Я не к этому клонила. Тебе сейчас нужно экономить.
— Да ладно, Женька. Один раз живем. Купим тебе платье, туфельки. И пойдем с тобой в бар. Найдешь себе нового мужа.
Она несмело улыбнулась. У Жени было приятное лицо, и кожа неплохая. Ей не хватало лоска — да и откуда, спрашивается, ему взяться в этом захолустье? Тем более что она совсем не интересовалась внешностью.
Я однажды заметила, что она умывается с мылом. Сделала ей замечание — так она удивилась и спросила: «А чем же еще мне умываться, песком, как кастрюльке, что ли?» «Нет, пенкой для умывания, как все нормальные люди!» — ответила я. А Женя поджала губы: «Не, это для миллионеров». Она пользовалась ужасной польской косметикой. Ее пудра резко пахла дешевыми духами, а губная помада отдавала средством для чистки плит.
— Нового мужа, — мечтательно протянула она. — Нового мужа я не найду никогда. Только если уехать отсюда, а куда уж мне ехать?
— Почему ты такая пессимистка?
— Это не пессимизм, это статистика, — спокойно улыбнулась Женя. — Вот смотри. Население нашего городка — четыреста тысяч человек. Из них, будем считать, половина мужиков. Хотя на самом деле их и того меньше. Получается двести тысяч. Из них половина женатые, а половина холостых — точно алкоголики. Половина из холостых и непьющих сидит. Мне почти сорок лет. Значит, как минимум две трети моложе меня. Из них две — безработные, а зачем мне такой нужен. Половина разведенные алиментщики. Ставить на ноги чужое дите, только этого мне не хватало. Я не красавица, плохо одета. Две трети в мою сторону и не посмотрят, у нас в городе много молодых и неустроенных. А на оставшихся не взгляну я. Если подсчитать, то останется человек десять. Сама подумай, велика ли вероятность встретить этих десятерых в городе с населением четыреста тысяч?
