— Ну… я подумала… если у вас есть время, вы могли бы показать мне достопримечательности… Наверняка же в этом красивейшем городе есть что-то интересное. Я видела у станции красивую церковь, — к концу фразы у меня сел голос.
— Знаете, у меня времени нет, — хмуро ответил он. Сунул в карман свои сигареты и поднял воротник, видимо давая понять, что разговор окончен.
Я растерянно оглянулась по сторонам. Неужели теряю квалификацию? Неужели я больше не способна жонглировать горящими сердцами соблазненных мною мужчин? А может быть, все дело в моих испорченных химией вороньих волосах… Я смотрела на его удаляющуюся спину, и мне было обидно до слез.
— Послушайте, почему позволяете себе так себя вести? — В три прыжка я догнала нахала и засеменила рядом с ним. — Я же ничего такого вам не предложила. Может быть, вы решили, что я знакомлюсь с мужчинами на улицах, но, поверьте, это не так.
Он ничего не ответил, только ускорил шаг.
— Я в некотором роде ваш гость! Ведь я приехала в этот город, а вы здесь живете. И вы должны проявить гостеприимство.
Он резко остановился, а я по инерции пробежала еще несколько метров вперед.
— Послушай, может, наконец отстанешь от меня? Чего тебе надо? Денег на выпивку не хватает? Так у меня у самого нет.
— Да как вы…
— Сейчас позову милицию тебе этого надо? — пригрозил он.
Я проглотила смачное ругательство, уже вертевшееся на языке. Милицию. Только милиции мне здесь и не хватало. Только я могу быть такой легкомысленной. Приставать к симпатичным незнакомцам у табачных ларьков, находясь при этом во всероссийском розыске.
Перед тем как уйти, он наградил меня кривой понимающей ухмылкой — милиции, мол, испугалась, пьянчужка? Я прислонилась спиной к обледеневшему столбу и нахлобучила берет. Глаза щипало — то ли из-за подступивших едких слез, то ли из-за проклятой единственной линзы, которую я была вынуждена носить.
— Что, обломилось свидание? — раздался рядом со мной молодой нагловатый голос.
А я и не заметила, как к табачному ларьку подошла самая невыносимая из всех моих учениц — Люся Синицына. Совершенно не смущаясь моего присутствия, она приобрела пачку папирос «Пегас» и коробок спичек.
— Девочкам твоего возраста неприлично курить, — вяло отчитала ее я.
— А тетенькам вашего возраста неприлично клеить на улицах мужиков, — заржала Люся и прикурила, лихо чиркнув спичкой о башмак.
За углом меня ждала Женя. Она жалась к забору, пытаясь остаться незамеченной.
— А я думала, что ты ушла.
— Ну как я могла тебя бросить? — вздохнула она. — А вдруг он оказался бы маньяком.
— Он оказался идиотом.
— Я все видела. Не расстраивайся. — Сняв засаленную перчатку, она погладила меня по щеке тыльной стороной ладони. — Все равно ты молодец. У меня никогда бы не хватило смелости.
Я оценила ее врожденную деликатность. Если бы она со смешком сказала: «Я же тебя предупреждала!» — я бы не выдержала и расплакалась.
Но она сказала другое:
— Слушай, пойдем скорее домой, я замерзла уже. Ты не забыла, что у нас сегодня на ужин жареная картошечка?
— Картошечка! — обрадовалась я. — Женька, а давай устроим маленький праздник? Купим вина, тортик! Деньги у меня есть.
— Ты же должна экономить.
— Да к черту эту экономию! Пойдем, а то магазин закроется. Зачем нам мужчины, если вокруг столько восхитительной еды!
«Маленький» праздник удался. А если быть совсем откровенной, мы сильно перебрали. Мы еще не доели пахнущую салом и луком золотистую картошечку, а первая бутылка вина уже закончилась. Я растерянно перевернула ее вверх дном и с разочарованием заправского алкоголика потрясла бутылью над стаканом. Женя рассмеялась. Она, как и я, была совсем трезвая, только очень румяная.
— Анька, прекрати доить бутылку. Больше нету. Сейчас чайник поставлю.
— Не хочу чай, — возмутилась я, — надо было две брать. Пожалуй, сбегаю в магазин, недалеко же.
Я потянулась к тумбочке, на которой валялся мой берет, но Женя хлопнула меня по руке.
— Никуда ты не пойдешь, искательница приключений. Это тебе не Москва. Здесь опасно по ночам шастать.
— Еще как пойду. И не надо строить из себя строгую мамашу.
— Как ты меня замучила. Ладно, уговорила. Нам никуда не придется идти. Смотри, что у меня есть. — Она подвела меня к старенькому буфету с резными дубовыми дверцами.
Мы редко открывали этот шкаф. Внутри хранился хлам, которому было сложно найти хозяйственное применение. Но у Жени рука не поднималась выносить все это на помойку. Старые платья, сломанные инструменты, жестяные коробки с разномастными пуговицами. Она принялась вынимать из буфета коробки и аккуратно складывать их на полу. Вот тебе и праздник!
— Жень, ты чего, — удивилась я. — Генеральная уборка на ночь глядя?
— Сюрприз! — пропела она, извлекая последнюю пыльную коробку. — Смотри, что у меня есть.
Я заглянула в шкаф и глазам своим не поверила. Буфет напоминал винный погребок. Вся полка сплошь была уставлена бутылками. Чего здесь только не было — и прозрачная водка, и крепленое вино, и даже густой ликер подозрительного ярко-зеленого цвета.
— Женя, что это? — ахнула я. — Откуда все это у тебя?
— Секрет фирмы, — подмигнула она. — Я же директор школы, иногда мне дарят бутылки и конфеты. Не так часто.
— Судя по всему, каждый день, — я вытащила одну из бутылок и удивленно констатировала, что держу в руках красное вино пятнадцатилетней выдержки. Никогда бы не подумала, что скромной директрисе провинциальной школы вручают такие королевские подарки. — Женька, да ты взяточница!
— Да брось, — усмехнулась она, — вот эту давай и распечатаем.
— Ты что, она же дорогая, ее надо бы для особого случая! Пятнадцатилетняя выдержка. Кто же тебе ее подарил?
— Не волнуйся, когда мне ее подарили, она стоила совсем недорого. Потому что это случилось… дай подумать… ну да, двенадцать лет назад.
— И ты хранила вино двенадцать лет?!
— Не хранила, а прятала, — мягко поправила она. — От мужа. Он и тогда уже закладывал за воротник. Мне нельзя было приносить домой спиртное. Вот я и устроила здесь тайник… Так что особый случай уже наступил. Открывай!
…После вина мы храбро расправились с портвейном. Потом настала очередь ярко-зеленого ликера. Будь я трезвая, даже и не взглянула бы в сторону этого, с позволения сказать, напитка, сильно смахивающего на жидкость для мытья стекол. Но в завершение нашего «праздника» ликерчик с трогательным названием «Божественный киви» пошел очень даже неплохо.
Женя разрумянилась, повеселела и принялась вспоминать молодость. Причем ее лучшие воспоминания были связаны с мужем Степаном.
