И вот однажды я поняла, что наконец-то зашла в тупик и надо что-то делать. Об этом даже подумать было страшно, но, похоже, настал тот момент, когда я должна была, собрав остатки мужества в кулак, разрубить этот узел. Я не знала, как именно это должно было произойти. Расстаться с Юрой и продолжать учительствовать? Или решиться на радикальный поступок — собрать вещи и переехать в другой городок, где меня никто не знает и никто не ждет.
Ясно было одно — пора что-то решать. Потому что однажды Юра сказал:
— Вот что, Аннушка. Я долго думал о нас с тобой. И пришел к выводу, что пора развивать наши отношения.
— Что? — растерялась я. Я сразу уловила сигнал опасности. Сердце влажной жабой плюхнулось в желудок…
— Сколько это может продолжаться? Я так больше не могу. Я тебя люблю.
— И я. Я тоже тебя люблю.
— Дорогая моя, — он прижал мою голову к своей груди. Рост у меня немаленький. Но Юра все равно выше на полторы головы. И целый час можно рассказывать о том, как же это здорово — стоять, прислонившись к нему, почесывая кончик носа о его свитер грубой вязки. Я бы миллион лет вот так простояла, честное слово.
— Юрочка, может быть, не будем сейчас об этом?
— Нет. Будем. Аня, переезжай ко мне.
Он напряженно ждал моего ответа. А я закрыла глаза и считала секунды. Я умоляла время остановиться.
— А разве нам сейчас плохо?.. Я боюсь, что быстро тебе надоем, если мы будем жить вместе.
«Ага, ври больше, Аннушка так называемая! Скажи лучше, что боишься проговориться во сне. Боишься, что врастешь в него так сильно, что не сможешь не признаться».
— Никогда. Я это чувствую. Ты мой человек. Я сразу понял. Такое раз в жизни бывает.
— А твоя жена?
— Бывшая жена, — раздраженно уточнил он. — Юлька баба неплохая. Но это совсем не то… Анечка, выходи за меня замуж…
Ну вот и все. Приговор прозвучал. Он назвал пароль, услышав который я должна была немедленно покинуть его город и его жизнь. Я могла обманывать кого угодно, хоть саму себя. Но я не имела права обманывать человека, который смотрит на меня вот так, голос которого дрожит от концентрированной нежности.
— Юрочка, ты же знаешь, мой паспорт…
— Слушать больше ничего не хочу про твой паспорт! — нетерпеливо перебил он. — Это не проблема. Поедем в Москву и сделаем тебе новый паспорт, в конце концов. Это неделю займет.
— Здесь все гораздо сложнее…
Его лицо окаменело.
— Ты не хочешь разводиться?
— Нет! — вот дернул меня черт наврать про мужа. Не могла придумать что-нибудь другое… Хотя откуда мне было знать, что так все получится. — То есть хочу! Конечно, хочу. Но здесь все гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить…
— Иногда мне кажется, что ты пудришь мне мозги.
Он внимательно смотрел на меня, и кто бы знал, чего мне стоило выдержать этот взгляд. Глаза отводит виноватый, так что я упорно играла с Юрой в «гляделки».
— Юрочка, поверь мне, я тебя люблю. Но обстоятельства…
— Да я слышать не хочу ни про какие обстоятельства! — вскипел он.
В тот день Юра выглядел плохо. Небритый, заспанный, бледный — работа в ночную смену оставила на его лице свои следы. И вот, вместо того, чтобы спокойно отсыпаться дома, он пригласил меня в кафе-мороженое. Кафе это считалось самым модным и романтичным местом в городе, оно открылось недавно и было оформлено в стиле «дешевый хай-тек». Металлическая барная стойка, неудобные трехногие табуретки и низкие черные столики. Мне всегда было интересно взглянуть на хозяина этого заведения. Интересно, чем руководствовался сей эстет, открывая подобное местечко в крошечном провинциальном городе? Хотя в любом случае он своего добился — местная молодежь быстро сделала кафе привилегированным местом для свиданий — благо, и цены позволяли.
И вот мы сидели друг напротив друга, и я смаковала бананово-клубничное мороженое, а Юра пытался взбодриться с помощью чашечки растворимого кофе. Передо мной на столе лежал букет хризантем — Юра купил его на станции. Он вообще был не похож на местных мужиков, которые считали, что ухаживания за женщиной могут вполне ограничиться парочкой сальных, щедро сдобренных матерком острот и хлопком пониже поясницы. Юра же иногда дарил мне цветы, ему нравилось смотреть, как я зарываюсь лицом в пышные букеты.
— Анечка, я не понимаю, что происходит? Что ты за человек? Появилась из ниоткуда…
Как он был прав. Появилась из ниоткуда и вынуждена сбежать в никуда. Если он, конечно, не замолчит немедленно…
— Когда-нибудь я все объясню…
— Нет, не когда-нибудь, а прямо сейчас! — настаивал он.
— Юра…
— Что Юра? — он говорил спокойно, но на его лице проступили красные кляксы. — Думаешь, я не понимаю, что происходит? Совсем я дурак, да?
— Да что ты можешь понимать?!
— У тебя другой мужик, вот что! — выпалил он, ударив ладонью по столу.
В нашу сторону лениво посмотрел официант, которому к ресторанным дракам было не привыкать. Оценив ситуацию, он пришел к выводу, что здесь можно обойтись и без охраны. Подумаешь, какое дело — сейчас баба огребет от своего любовника. Ясно ведь, что эта парочка в загсе не зарегистрирована, иначе с чего он привел ее в кафе, да еще и букетище такой притащил?
— Но это же смешно… Я просто не знаю, что на это сказать.
— Скажи, как есть. Так будет лучше, — он напряженно смотрел на меня, приготовившись к самому худшему.
— Юрочка, какие глупости. Конечно, никого, кроме тебя, у меня нет.
— Ну хорошо. Будем считать, что я тебе поверил. Здесь, — он хлопнул меня чуть повыше колена, — здесь у тебя, может быть, никого нет. А здесь? — он прижал ладонь к сердцу.
— И здесь тоже, — улыбнулась я, — здесь вообще было пусто. Пока не появился ты.
Это я, конечно, немного слукавила. Там, куда указывала его рука, еще совсем недавно обитал тот, кто был оставлен мной на дощатом полу скромной подмосковной дачки. Сейчас это, правда, уже казалось нереальным.
— Аня… О чем ты думаешь? У тебя такое лицо вдруг стало странное?
— Что?.. А, да не обращай внимания, зуб разболелся…
— Господи, ну что ты за человек? Почему я никак не могу тебя понять?.. Вроде бы считается, что все бабы хотят одного — удачно выйти замуж. Так почему же… — он замолчал, озаренный внезапной догадкой. — Или я кажусь тебе неподходящим вариантом? Принца ждем?
— Какой же ты дурак, Синицын! — не выдержала я.
— Так в чем же дело? Ты же учительница, твоя профессия — объяснять. Так объясни мне наконец так, чтобы я понял.
У меня совсем другая профессия, подумала я. Если бы ты, дорогой Синицын, увидел бы меня на сцене, в короткой юбке и блестках на голых плечах, ты бы в мою сторону и не взглянул. Я знаю, что ты не любишь показуху во всех ее проявлениях. А что такое сцена? Показуха и есть. Правда, я сама поняла это только недавно. И не без твоего, между прочим, косвенного участия.
