— Аня!
— Юр, я не знаю, как это объяснить, — устало сказала я.
— Тогда соглашайся, — он обошел столик кругом и присел возле моего стула на корточки, — я, кажется, минут пятнадцать назад предложил тебе… как там говорится… руку и сердце.
— По-моему, в такие минуты принято становиться на одно колено, — попыталась отшутиться я.
— Да хоть на оба, мы люди негордые! Ань… Соглашайся, а?
Ну что я могла ему ответить? Только то, что ответила, а именно:
— Да. Хорошо, Синицын. Я согласна.
Он вскочил и поцеловал меня в макушку. В этом поцелуе, лаконичном и теплом, было что-то отеческое. И я подумала о том, как мне повезло и не повезло одновременно. Повезло, потому что далеко не всем доводится пережить такой вот момент. А не повезло потому, что минут через пятнадцать, когда я доем свое бананово-клубничное мороженое, Юра проводит меня домой, где я тотчас же начну складывать вещи в дорожную сумку. На следующей неделе гостеприимной Жене придется искать нового преподавателя по этике и психологии семейной жизни. Потому что сегодняшним же вечером меня в этом городе не будет.
Но все получилось не так, как я запланировала.
Вместо того чтобы проводить меня домой, Синицын игриво предложил:
— А может быть, лучше ко мне? Люськи дома нет, она в такое время еще где-то шляется.
И я подумала: а почему бы и нет? В любом случае это ничего не изменит, только поможет скоротать время до вечернего поезда. Приняв решение уехать по-английски, я сразу успокоилась. У меня даже приподнялось настроение, всю дорогу я шутила и то и дело останавливалась, чтобы поцеловать Синицына. Эх, Синицын… Хотя бы один день идиллии ты заслужил. Одно меня мучило — правильно ли я поступила, пойдя на поводу у собственной слабости? Может быть, в ответ на его дурацкие ревнивые предположения надо было скорбно кивнуть и сказать — ты прав, у меня другой мужчина, не знала, как тебе сказать. И все бы разрешилось, и мне не надо было бы никуда уезжать… Да, но пришлось бы встречаться с ним время от времени, городок-то крошечный. И он при таких случайных встречах упорно отводил бы глаза. Нет, я бы все равно не выдержала. В любом случае переигрывать было уже поздно.
…Люси и правда не было дома. Хотя в прихожей стояли ее ужасные клеенчатые туфли ярко-красного цвета. Если бы я только могла повлиять на нее и убедить, что броская грубая обувь ей совершенно не идет. Туфли с тупыми носами годны для тонконогих статуэточных девчонок, а ей надо носить что-нибудь изящное. Да разве она станет меня слушать? Еще и назло сделает. С самого начала меня невзлюбила, словно что-то предчувствовала.
— Анечка, ты будешь чай или кофе? — крикнул из кухни Юра.
— Ничего не надо!.. Кроме тебя, разумеется.
— Тогда мой руки и иди сюда. Сначала покормлю тебя Люськиными блинами, а потом… потом сама увидишь, что произойдет!
Я улыбнулась, скинула туфли и прошла в ванную. Щелкнула выключателем.
И остолбенела.
В наполненной ванне сидела Люся. Ее голова была откинута назад, она уютно покоилась на резиновой надувной подушке. Глаза ее были закрыты, одна рука безвольно свесилась через край. А вода в ванне почему-то была красной, как будто бы в ней вымыли по крайней мере сотню испачканных акварелью рисовальных кисточек.
— Анечка, чего ты там так долго?
Я поняла, что сейчас в ванную зайдет Юра — зайдет и увидит вот это.
— Я сейчас, подожди, — я решительно закрыла за собой дверь и повернула вверх ручку, чтобы ее было невозможно открыть снаружи. Наверное, более логичным было бы заорать дурниной, хлопнуться в обморок или, на худой конец, броситься к Люсе и проверить, жива ли она. Но вместо всего этого я инстинктивно оберегала Юрино спокойствие. Забавно — еще одна медвежья услуга Синицыну. На несколько секунд задержать счастье, которое грозится навсегда выскользнуть из рук.
И только после этого я схватила Люсину руку и попыталась вспомнить, как прощупывается пульс. Пульс был слабеньким, но он был. Она не могла потерять много крови — вода в ванне была не мутнокрасной, а совсем прозрачной. Я выдернула из ванны затычку — еще не хватало, чтобы Юра увидел единственную дочь плавающей в луже крови. Я была уверена, что ничего серьезного с малолетней идиоткой не произошло. Вызывать «скорую» бессмысленно, придется ждать как минимум полтора часа. Лучше мы сами отвезем ее в больницу.
Я завернула дуреху в огромную махровую простыню и только потом открыла дверь и позвала Юру.
— Иди, пожалуйста, сюда. У нас проблема! Только ты не волнуйся.
— Что случилось? — Он втиснулся в ванную и удивленно уставился на Люсю, с закрытыми глазами лежавшую в пустой ванне. — Что с ней? Господи, Люська!
— Я побуду с ней, а ты беги ловить машину, — скомандовала я, — ей надо в больницу. Не волнуйся, она жива.
Юра молча кивнул и выбежал из ванной.
А я похлопала Люсю по щекам. Если она все же при смерти, то почему у нее такие румяные щеки? Человек на грани жизни и смерти не может выглядеть, как купеческая дочь во время вечернего чаепития.
Я впервые видела Люсю без косметики. Все же она была еще совсем ребенком. На нежный возраст намекала и приятная припухлость щек, и яркий цвет губ, и млечный путь мелких прыщиков на лбу. Я погладила ее по спутанным волосам. И в этот момент она вдруг распахнула глаза — резко, как кукла, которую быстро привели в вертикальное положение.
— Ты? — ясным, совсем не обморочным голосом спросила она. — Что ты здесь делаешь? Куда делась вода?
— Это ты что здесь делаешь? — напустилась на нее я. — Соображаешь, что наделала?
— Не твоя забота, — она попробовала встать, но я удержала ее за плечо. — Моя ванная. Что хочу, то и делаю.
— Сиди уж. Отец твой за машиной побежал. В больницу поедем.
— Не хочу в больницу, — расширила глаза Люся. — И вообще, ты, как всегда, не вовремя.
— Дура ты, Люська, — вздохнула я, — и сволочь к тому же.
— Я?! Что я сделала?
— Об отце бы хоть подумала… Хорошо еще, что мы сразу тебя нашли.
— А отцу на меня наплевать, — пробурчала Люся. — С тех пор, как ты появилась, он только о тебе и говорит. Свалилась на нашу голову. И зачем тебя только черти принесли?
— Люся, я сегодня же уеду из этого города. Договорились? Только это будет наш с тобой секрет.
Она недоверчиво на меня посмотрела:
— Правда, что ли? И никогда не вернешься?
— Никогда, — сжав губы, кивнула я.
Юра вернулся через пять минут, запыхавшийся.
— Где она? Люся! Не умерла?
— Типун тебе на язык. Жива и здорова доченька твоя. И в больницу ехать отказывается. Но я бы советовала все равно ее туда отвезти, на всякий случай.
