Книга Ужас Данвича, страница 111. Автор книги Говард Филлипс Лавкрафт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ужас Данвича»

Cтраница 111

Нервная система оказалась такой сложной и высокоразвитой, что Лейк не переставал поражаться. В некоторых отношениях чрезвычайно примитивное, это существо обладало системой нервных узлов и волокон, достигшей едва ли не предельного специфического развития. Мозг, состоящий из пяти долей, удивлял своей сложностью. По ряду признаков можно было предположить, что органы чувств у этой твари устроены особым образом и во многом не сходны с органами чувств всех прочих земных организмов. К этим органам относились, в частности, жесткие реснички на голове. Возможно, у твари было не пять чувств, а больше, – в таком случае ее способ существования не укладывался ни в какие известные нам стереотипы. Лейк полагал, что для обитателей первобытного мира эти твари обладали очень высокой чувствительностью при четком разделении функций между особями, подобно нынешним муравьям и пчелам. Размножались они как споровые растения вроде папоротников; на концах крылышек имелись спорангии, и развивались особи из заростков или гаметофитов.

Попытка произвести классификацию на данном этапе исследования была бы просто нелепой. Выглядели они как лучистые животные, но, очевидно, в эту группу не укладывались. Отчасти принадлежали к растительному миру, но три четверти признаков роднили их с миром животным. Симметричное строение и некоторые другие особенности ясно указывали на то, что это выходцы из моря, но к каким условиям они адаптировались в дальнейшем, сказать было трудно. Крылья, во всяком случае, недвусмысленно говорили о полетах. Но чтобы существа, оставившие отпечатки в архейских камнях, сумели в пору младенчества нашей планеты проделать такую огромную, сложную эволюцию? Это было настолько непостижимо, что Лейку не раз, по странной причуде памяти, приходили на ум древние мифы о Старой Расе, которая спустилась со звезд и то ли в шутку, то ли по ошибке зародила на Земле жизнь, а также странные рассказы одного коллеги, фольклориста с кафедры английского языка Мискатоникского университета, о космических пришельцах, якобы обитавших на пустынном взгорье.

Разумеется, он подумал о том, что докембрийские отпечатки могли быть оставлены не теми существами, с которыми он имел дело, а их примитивными предками, однако тут же отказался от этой, чересчур упрощающей теории, поскольку более древняя окаменелость обладала продвинутым, сравнительно с поздней, строением. Последняя представлялась результатом скорее упадка, чем эволюции. Псевдонога сократилась в размерах, вся морфология сделалась проще и грубее. Более того, нервы и изученные Лейком органы носили странные следы регресса, упрощения сложных форм. Удивляло обилие атрофированных и рудиментарных органов. В целом едва ли не все загадки остались неразгаданными, и Лейк, в поисках временного названия вновь обратившись к мифологии, шутливо окрестил свои находки Старцами.

Приблизительно в половине третьего ночи, решив, что пора наконец прервать работу и удалиться на покой, он прикрыл рассеченный образец брезентом, вышел из лабораторной палатки и с новым интересом всмотрелся в целые экземпляры. Незаходящее антарктическое солнце успело слегка размягчить ткани, так что у двух-трех особей кончики лучей на голове и трубки начали разворачиваться, но Лейк считал, что при температуре, близкой к нулю, немедленное разложение им не грозит. Тем не менее он сложил вместе целые образцы и накинул на них запасную палатку, чтобы уберечь от прямых солнечных лучей. Еще он рассчитал, что так от образцов будет меньше пахнуть, а то с собаками была просто беда, пусть даже их держали на значительном расстоянии за стенкой из снега (ее спешно достраивали в высоту прежние работники и еще несколько дополнительных). Похоже было, что с исполинских гор вот-вот обрушатся суровые порывы ветра, поэтому Лейк закрепил углы палатки тяжелыми снежными блоками. Ожил прежний страх внезапных антарктических бурь, и участники экспедиции, под руководством Этвуда, принялись укреплять снегом палатки, новый загон для собак и примитивные укрытия для самолетов. Последние сооружались в свободные минуты из твердых снежных блоков и далеко еще не были доведены до нужной высоты, поэтому Лейк в конце концов направил на их достройку всех работников, освободив их от других заданий.

Лишь в пятом часу Лейк наконец собрался уходить из эфира, напоследок сообщив, что его группа еще немного нарастит стенки укрытия и отправится на покой, и посоветовав нам сделать то же самое. Он обменялся парой фраз с Пейбоди, вновь похвалив его чудесные буры, без которых открытие бы не состоялось. Этвуд послал приветствие и тоже похвалил буры. Я от души поздравил Лейка, добавив, что он был прав относительно экспедиции на запад, и все назначили следующий сеанс связи на десять часов утра. Если ветер к тому времени утихнет, Лейк собирался послать за нами на базу самолет. Перед концом связи я отправил на «Аркхем» заключительные инструкции, как скорректировать дневную сводку для передачи во внешний мир: не следовало сразу выкладывать всю ошеломляющую правду, ибо никто не поверил бы ей без веских доказательств.

III

Едва ли нашлись среди нас такие, кто спал в то утро безмятежным сном: слишком волновало всех открытие Лейка и тревожили завывания бури. Даже у нас на базе буря свирепствовала вовсю, и мы гадали, что делается в лагере Лейка, непосредственно у подножия гор, где зарождался ветер. Мактай поднялся в десять и попытался, как было условлено, связаться с Лейком, но не сумел – видимо, из-за каких-то электрических явлений в неспокойной атмосфере. Однако с «Аркхемом» связь состоялась, и Даглас рассказал, что тоже безуспешно вызывал Лейка. О ветре он не имел понятия: пока у нас бушевал ураган, в проливе Мак-Мердо стояла тишина.

Весь день мы толпились вокруг приемника и снова и снова вызывали Лейка, но не получали ответа. К полудню порывы ветра с запада достигли поистине бешеной силы, и нам стало неспокойно за лагерь, однако постепенно они стихли, и только в два ветер задул снова, но уже не так сильно. После трех установилась тишина, мы только и делали, что вызывали Лейка. В его распоряжении находилось четыре самолета, на каждом – превосходный коротковолновый приемопередатчик – трудно было себе представить, чтобы все они вышли из строя. Тем не менее непроницаемое молчание длилось и длилось, и, думая о невероятной силы урагане, обрушившемся на лагерь, мы невольно строили самые мрачные предположения.

К шести стало ясно, что страхи наши не беспочвенны, и после переговоров по радио с Дагласом и Торфиннссеном я решил, что пора отправляться на разведку. Пятый самолет, оставленный с Шерманом и двумя моряками на складе в проливе Мак-Мердо, находился в отличном состоянии, и в крайнем случае им можно было воспользоваться, а что случай тот самый, сомневаться не приходилось. Связавшись по радио с Шерманом, я приказал ему как можно скорее взять двоих моряков и вылететь ко мне на южную базу; погодные условия вполне благоприятствовали перелету. Затем мы стали обсуждать, кто войдет в разведывательную партию, и решили, что понадобятся все, а также сани и собаки, которых я оставил при себе. Груз получился большой, но не чрезмерный для одного из громадных аэропланов, построенных специально для транспортировки тяжелого оборудования. Время от времени я снова пытался вызвать Лейка, но не дождался ответа.

Шерман, с моряками Гуннарссоном и Ларсеном, поднялся в воздух в половине восьмого и несколько раз сообщал с борта, что полет проходит спокойно. На базу они прибыли в полночь, и все вместе мы стали обсуждать, что делать дальше. Путешествовать по Антарктике на одном-единственном самолете, не имея цепочки баз, дело рискованное, но все признали, что это необходимо, и приготовились лететь. В два часа ночи, погрузив в самолет часть вещей, мы сделали небольшой перерыв для сна, но спустя четыре часа встали и снова взялись за погрузку и упаковку.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация