Вблизи грозных пиков, мрачной громадой выраставших из рваной линии снега и ледников, нам все чаще бросались в глаза удивительные, правильной формы выступы на склонах, вызывавшие в памяти все те же причудливые азиатские картины Николая Рериха. Вид горной породы, древней и выветрившейся, полностью подтверждал правоту Лейка: эти седые вершины точно так же буравили небо и на заре земной истории – может, более пятидесяти миллионов лет назад. Насколько выше они тогда были, гадать бесполезно; все в этом загадочном регионе указывало на наличие непонятных атмосферных факторов, тормозящих любые климатические процессы, в том числе и обычное выветривание горных пород.
Но больше всего нас поражали и смущали бесконечные правильные кубы, выступы и отверстия пещер по склонам. Пока Данфорт вел самолет, я рассматривал их в полевой бинокль и сделал несколько фотографий; хотя пилот я далеко не профессиональный, временами я сменял Данфорта за штурвалом, чтобы и он мог воспользоваться биноклем. Нам было видно, что эти образования, в отличие от прочих обширных поверхностей, состояли из светлого архейского кварцита; бедняга Лейк говорил о неестественной, пугающей правильности их очертаний, и все же к такому мы были не готовы.
Как уже было сказано, края их под действием непогоды осыпались и потеряли четкость, но невероятно прочный материал не поддался разрушению. Отчасти эти странные конструкции, особенно там, где они примыкали к склонам, состояли, похоже, из того же камня, что и окружающие горы. Все это в целом напоминало руины Мачу-Пикчу в Андах или древние стены Киша, раскопанные в 1929 году экспедицией музея Оксфордского университета и музея Филда. Лейк, обращаясь к своему напарнику по полету, Кэрроллу, употребил выражение «отдельные циклопические блоки» – и мы с Данфортом с ним согласились. Откуда они взялись в таком месте, я искренне не понимал, и это унижало мое профессиональное достоинство геолога. Правильные структуры не редкость в вулканических формациях (пример – знаменитая Дорога Гигантов в Ирландии), однако Лейк при первом взгляде обманулся: судя по всему, происхождение этих гор было никоим образом не вулканическое.
Не столь удивительной, но все же загадкой были странные пещеры, рядом с которыми особенно изобиловали те самые выступы – их входы тоже поражали правильностью формы. Как сообщал прежде Лейк, они были близки к прямоугольнику или полукругу, словно природное отверстие было расширено и выправлено рукой волшебника. Бросалось в глаза, что их много и разбросаны они повсюду; предположительно известняковые слои сплошь были изрыты туннелями, образовавшимися в результате растворения породы. В самую глубь пещер мы заглянуть не могли, но вроде бы сталактитов и сталагмитов там не было. Склоны вокруг отверстий были сплошь ровные и гладкие, и Данфорту показалось, что мелкие щербины и трещины на них складываются в необычные узоры. Его так потрясла ужасная картина, которую мы застали в лагере, что он усмотрел в них сходство с рисунком точек на зеленоватых стеатитах и его чудовищным, безумным повторением на снежных надгробиях шести похороненных монстров.
Постепенно набирая высоту, мы миновали предгорья и устремились к заранее намеченному, сравнительно низкому перевалу. Время от времени мы всматривались в снежно-ледовую дорогу, любопытствуя, возможно ли преодолеть этот маршрут без самолета. Сами того не ожидая, мы убедились в том, что это было вполне осуществимо; попадались, правда, трещины и прочие препятствия, и все же сани Скотта, Шеклтона или Амундсена вполне бы здесь прошли. Иные из ледников вели к необычайно длинным, продуваемым ветрами перевалам; добравшись до нужного нам горного прохода, мы поняли, что и он не составляет исключения.
Трудно описать, что мы испытывали, когда вершина была близка и перед нами вот-вот должен был открыться неведомый мир по ту сторону; едва ли нас ожидало нечто совершенно новое, и все же мы изнывали от нетерпения. В сплошной стене гор, в просветах между вершинами, заполненных опаловым воздушным океаном, витала некая зловещая тайна, слишком неуловимая, чтобы объяснить ее словами. Скорее речь шла о смутных психологических символах, эстетических ассоциациях, чувстве, замешанном на причудливых стихах и картинах, на архаических мифах, таимых под обложками запретных книг. Даже в упорстве ветра чудилась сознательная злоба, и мне послышалось на мгновение, что к его многоголосому вою, вырывавшемуся из гулких пещер, примешивается диковинная музыка разнообразных духовых инструментов. Сложный и неопределенный, как все гнетущие впечатления, звук этот будил в памяти какие-то туманные отталкивающие образы.
После медленного подъема мы находились, согласно анероиду, на высоте 23 570 футов; пояс снегов остался внизу. Вверху лишь чернели голые склоны и виднелось начало ледника с рваными краями, однако дразнящие любопытство кубы, выступы и устья гулких пещер делали всю картину нереальной, похожей на сон. Оглядывая ряд высоких пиков, я заметил, предположительно, тот самый, который упоминал бедняга Лейк, – с выступом на самой вершине. Он еле виднелся, окутанный странной антарктической дымкой; наверное, именно ее Лейк принял вначале за признак вулканической деятельности. Перевал находился прямо перед нами, выглаженный и оголенный ветром, меж зубчатых, грозно насупленных пилонов. В небе за ним клубилась дымка, освещенная низким полярным солнцем, – то было небо таинственного запредельного царства, которого, судя по всему, не видел еще ни один человек.
Еще несколько футов подъема, и это царство нам откроется. Мы с Данфортом обменялись красноречивыми взглядами: переговариваться мы могли только криком из-за бешеного свиста ветра, к которому добавлялся шум мотора. Добрав эти последние футы, мы и в самом деле устремили взор за разделительную черту: по ту сторону простиралась древняя и бесконечно чуждая земля с ее немыслимыми тайнами.
V
За перевалом, окинув взглядом пространство, мы оба вскрикнули от изумления, испуга, невозможности поверить собственным глазам. Разумеется, каждый ради самоуспокоения тут же стал подыскивать какую-нибудь теорию, объясняющую увиденное естественными законами природы. Вероятно, нам вспомнились затейливо выветрившиеся камни Сада Богов в Колорадо, симметричные формы обработанных ветром скал Аризонской пустыни. Быть может, в головах мелькнула мысль о мираже, который мы наблюдали утром на подлете к Хребтам безумия. Нельзя было не искать опору в какой-нибудь рациональной идее, когда, разглядывая безграничное, израненное бурями плато, обнаруживаешь там длиннейший лабиринт из колоссальных, геометрически правильных, ритмично выстроенных каменных масс, искрошенные вершины которых вздымались над ледовым пластом толщиной максимум сорок-пятьдесят футов, а местами и заметно меньше.
Не подберу слов, чтобы описать воздействие этого чудовищного зрелища: в нем явственно виделось нечто дьявольское, нарушавшее известные законы природы. Плоскогорье перед нами, высотой все 20 000 футов, относилось к временам седой древности, и климат здесь сделался непригодным для жизни не менее 500 тысяч лет назад, когда человека еще не существовало; между тем, насколько хватал глаз, вдаль простиралась путаница каменных построек – лишь тот, кто отчаянно пытается оборонить свою привычную картину мира, стал бы отрицать, что они – результат чьих-то сознательных трудов. Прежде мы не задумывались серьезно о том, что кубы и выступы на горных склонах могут быть сотворены отнюдь не природой. Но кто же их создал, если в ту пору, когда антарктическая область превратилась в сплошное ледяное царство смерти, человек в своем развитии еще недалеко ушел от крупной обезьяны?
