На вечеринке, главным образом, ели и обсуждали болезни и покупки. Угощение принесли сами участницы — кто что мог, по предварительной договоренности. Даже Мэриан вынуждена была обещать, что испечет шоколадное печенье (в действительности она купила его в кондитерской и лишь переложила в другой пакет). В последнее время она совсем разлюбила готовить. Угощение было разложено на столе, в одном из углов буфетной; еды было гораздо больше, чем они могли съесть: салаты, сэндвичи, закуски, десерт, печенье и пирожные. Но так как каждая из них принесла что-то свое, надо было перепробовать все, чтобы никого не обидеть. Время от времени слышались возгласы вроде: «Дороти! Я непременно должна попробовать твой салат из ананасов с апельсинами!» или: «Лина! Какой аппетитный вид у твоего бисквита с фруктами!» — и восклицающая дама с трудом поднималась с места и устремлялась к столу, чтобы пополнить свою картонную тарелочку.
Мэриан знала, что так было не всегда. Сотрудницы постарше помнили — правда, их воспоминания уже превращались в легенды, — о тех временах, когда подобного рода вечеринки устраивались всем институтом — тогда он был значительно меньше. «В те далекие дни, — мечтательно говорила миссис Боуг, — мужчины из верхнего отдела спускались к нам и, представьте, даже выпивали!» Но институт расширился, не все сотрудники были знакомы друг с другом, и вечеринки постепенно утратили прежний стиль: какое-то время старшие служащие еще забредали вниз и волочились за измазанными чернилами девчонками из мимеографического отдела; совсем некстати разыгрывались любовные сцены и неуместные ссоры, стареющие дамы, выпив лишний стаканчик, впадали в истерику. В конце концов — в интересах службы — каждый отдел стал веселиться сам по себе. Миссис Гандридж еще днем объявила, что бывает гораздо уютнее, когда «все мы, девочки, собираемся у себя в буфетной»: ответом ей было вялое согласие подчиненных.
Мэриан сидела на диване, зажатая между двумя конторскими девственницами; третья примостилась на ручке дивана. На таких сборищах эта троица обычно держалась вместе — из чувства самосохранения: у них не было ни детей, чьи способности можно было бы сравнивать, ни тщательно обставленных жилищ, о меблировке которых можно было бы толковать, ни мужей, чьи эксцентрические замашки и мерзкие привычки были бы достойны обсуждения. Их интересы лежали совсем в иной плоскости, хотя Эми пару раз и вносила лепту в общий разговор, рассказывая что-нибудь смешное об одной из своих многочисленных болезней. Мэриан понимала двусмысленность своего нынешнего положения: конторские девы знали, что она не сегодня-завтра выйдет замуж, и уже не относили ее к разряду одиночек. Мэриан, по их мнению, больше не разделяла их забот и тревог; все же, несмотря на их прохладное отношение к ней, Мэриан предпочитала конторскую троицу остальным дамам. В комнате двигались мало: сотрудницы — кроме тех, кто разносил угощение, — сидели маленькими группками и лишь изредка перемещались, пересаживаясь с одного стула на другой. Только миссис Боуг непрестанно циркулировала между ними, одаряя одних светской улыбкой, других — печеньем или еще каким-нибудь знаком внимания. Она исполняла свой долг.
Ее старания в этом направлении были особенно важны ввиду чрезвычайного события, случившегося утром, когда должен был наконец начаться гигантский общегородской опрос по растворимому томатному соку, намеченный на октябрь и постоянно откладываемый по техническим причинам. Многочисленные агенты — почти все девушки, имевшиеся в наличии, — готовились нагрянуть к ничего не подозревающим домашним хозяйкам с картонными лотками, подвешенными, как у продавщиц сигарет (Мэриан шепнула Люси, что надо бы их всех перекрасить в блондинок и одеть в боа из перьев и сетчатые чулки); на лотках должны были стоять картонные чашечки с настоящим, баночным томатным соком и картонные чашечки с порошком, а также кувшинчики с водой. Домохозяйке предстояло выпить баночного соку, затем на глазах у почтенной публики проследить, как агент растворяет в воде порошок, и затем попробовать получившийся сок; ожидалось, что на клиента произведет неизгладимое впечатление быстрота и легкость приготовления сока. «Одно движение — и сок готов!» — было написано на пробном наброске рекламного плаката. Если бы этот опрос провели в октябре, возможно, он удался бы.
К несчастью, снегопад, который грозил городу в течение пяти серых, затянутых тучами дней, начался именно нынче утром в десять часов. И это был не мягкий приятный снегопад — и даже не легкая метель. Нет, разразился настоящий буран! Миссис Боуг попыталась воззвать к высшим инстанциям, умоляя отложить проведение опроса, — но тщетно. «У нас работают люди, а не машины, — громко говорила она в телефонную трубку, стараясь, чтобы ее подчиненные по другую сторону стеклянной перегородки слышали ее голос, — сегодня немыслимо выйти на улицу!» Но приближался последний срок: опрос так давно откладывали, что дольше медлить было нельзя, тем более что отсрочка на один день означала практически три потерянных дня — ввиду приближающегося рождества, которое всегда мешает работе. И паства миссис Боуг с робким блеянием отправилась сражаться с бураном.
Вскоре контора стала похожа на базу спасательной экспедиции. Не переставая трещали телефоны: звонили злополучные девицы. Машины агентов, не запасшихся антифризом и снеговыми шинами, не выдерживали напора разбушевавшейся стихии: их заносило, крутило, они застревали в снегу, дверцы прищемляли на ветру замерзшие руки, крышки багажников били девиц по головам. Легкие бумажные стаканчики не могли сопротивляться порывам ветра: их сдувало с лотков, они опрокидывались, и кроваво-красная жидкость выплескивалась на снег и на самих агентов, а если бедняжкам все-таки удавалось добраться до входной двери, то и на опрашиваемую домохозяйку. У одной девушки лоток взмыл вверх, как воздушный змей. Другая, пытаясь уберечь свой лоток, несла его под пальто, но ветер повалил ее, и вода и сок промочили ей платье. В одиннадцать часов агенты уже начали возвращаться в контору — с дико всклокоченными волосами, вымазанные красным и либо обескураженные и извиняющиеся, либо — при соответствующем темпераменте — надеющиеся, что кто-нибудь все-таки восстановит их веру в полезность и необходимость научно подготовленных опросов. А миссис Боуг пришлось отвечать еще и на вопли ярости, доносящиеся с Олимпа: верхнее начальство отказывалось признавать существование бури, которую породило не оно. Следы этого бурного утра все еще явственно проступали на лице миссис Боуг, тоже участвующей в праздничном чаепитии. Когда миссис Боуг притворялась взволнованной или расстроенной, она на самом деле была спокойна; но теперь, пытаясь выказать невозмутимое спокойствие, она напоминала даму из женского клуба, в шляпке с цветочками, которая произносит трогательную благодарственную речь, ощущая, как некое насекомое — вероятно, сороконожка — ползет по ее ноге.
Мэриан перестала вслушиваться в разговоры, и голоса, наполняющие комнату, превратились в ровный бессмысленный плеск. Она доела бутерброд с вареньем и подошла к столу за кусочком торта. У нее разыгрался аппетит при виде стола, который ломился от кремов, печений, пирожных, тортов и всей прочей обильной, тяжелой, глазированной, жирной и сладкой пищи. Когда она вернулась с кусочком бисквитного торта, оказалось, что Люси перестала болтать с Эми и уже успела заговорить с Милли; Мэриан, усевшись между ними, оказалась вовлеченной в разговор.
