- Так кто, Оля? – пальцы впились в запястья до ломоты. Я поморщилась, начисто потеряв связь с реальностью.
- Ты совсем свихнулся? – всё-таки выдавила. Сглотнула и повела руками. – Мне больно, Тимур. Отпусти!
Он смотрел на меня ещё несколько секунд. Так, будто знал что-то, что было не известно мне самой. Так, будто у ненависти его действительно были причины.
Одна за другой о поддон душевой ударились несколько капель воды и буквально тут же к ним примешался другой стук. Стук… Кто-то стучал в дверь комнаты.
Пальцы Тимура разжались. Толкнув от себя, он поднял с пола полотенце. Швырнул мне.
Сглотнув, я перевела дыхание. Небольшая ванная была слишком тесной. Влажный воздух никак не хотел поступать в лёгкие.
- Оля? – донеслось из комнаты. Рудов…
Поспешно я прижала полотенце к груди. Господи, вот этого только ещё не хватало!
Тимур смотрел на меня, загнанную в угол, растерянную, а на лице его… Это было даже не презрением. Что-то куда более сильное и разрушительное. Что-то, что не поддавалось никаким объяснениям.
- Я принёс твою косметичку, - выговорил он. - Дверь номера была не заперта.
Больше не глядя на меня, Богданов вышел из ванной. Сквозь шум в ушах из комнаты до меня донёсся голос Романа, короткий, обрывистый ответ Тима. Косметичку? Какую, к чёрту косметичку?!
Я судорожно сжала края полотенце. Косметичка. Я вдруг поняла, что там, в общей комнате, у меня действительно была косметичка. А потом… потом её не было.
- Оля?! – на пороге ванной появился Роман. – Ты…
- Всё в порядке, - нашла в себе силы выговорить я.
- Что он сделал?! – Рудов, кажется, не услышал моих слов. Напряжённый, злой, как дьявол, вглядывался в моё лицо. Взгляд его скользнул по моим плечам, по телу, ногам.
- Ничего, - выдохнула я, постепенно приходя в себя. – Я же сказала, что всё в порядке. Он… он принёс косметичку.
- В душ? – Рудов не верил ни единому моему слову, и это было ясно, как божий день.
- В душ, - неожиданно я вновь почувствовала раздражение.
Только теперь стала понимать, насколько сильно меня трясёт. Ноги подгибались, руки ходили ходуном, кожа горела, хотя внутри всё как будто покрылось инеем.
- Прости, Ром, - добавила примирительно.
- Если он что-то…
- Нет, - заверила я.
Возможно, стоило рассказать о том, что случилось. Но нет. Ни за что. Почему? Потому что рассказывать было нечего. Потому что для начала я должна была сама понять, что это было. Косметичка…
Богданов хотел меня, и я это чувствовала. Чувствовала так явственно, как никогда и ничего прежде. Вот только Рудову знать об этом было не нужно.
- Дай мне несколько минут, - попросила я. – Я оденусь и выйду.
Стоило Роме закрыть дверь, я привалилась к стене и, прикрыв глаза, шумно выдохнула. Коснулась пальцами татуировки.
Завтра произвольная. Только это и имеет сейчас значение. А обо всём остальном… Обо всём остальном я обязательно подумаю. Но только после того, как выйду на лёд и откатаю программу. Откатаю, чёрт подери, пусть даже для этого мне придётся забыть о том, что случилось несколько минут назад. Забыть до завтрашнего вечера, а вот потом…
Что будет потом, я не знала. Знала только, что что-то обязательно будет. Взгляд, которым одарил меня Тим перед тем, как уйти, говорил об этом яснее ясного.
Глава 11
Оля
«Завтра» наступило для меня слишком быстро.
Настроиться на прокат оказалось сложно. Одно дело – дать себе обещание не думать, отбросить всё стороннее, другое – действительно сделать это. Настырные мысли о Тимуре и его непонятном поведении так и лезли в голову, да ещё и мать… О возможной встрече с ней не думать я тоже не могла. Я была уверена, что сегодня она тоже будет наблюдать за мной, и боялась, что опять сорву прокат, потому что не смогу совладать со своими эмоциями.
Маша, как могла, подбадривала меня, но я продолжала в напряжении ходить по номеру в ожидании вечера.
- Слушай, Оль, не переживай, все будет хорошо! Займете вы это третье место и поедете на чемпионат, - Анохина подкрашивала тушью ресницы, рассматривая меня в зеркало.
- Тебе хорошо говорить, ты-то лидируешь, - произнесла со вздохом и бросила взгляд на Машку. - Поэтому, Анохина, крась давай свой глаз и не приставай ко мне.
- Не знала бы тебя, обиделась бы, - буркнула Маша, отложила в сторону тушь, поднялась и подошла ко мне. Положила руки на плечи. - А лидирую я только потому, что каталась первой после заливки льда. Трещинок не было, - мягко улыбнулась она и убрала руки. - Так что, Журавлёва, ты больно-то мной не гордись! Сегодня все решится. Сначала у вас, а потом и у меня.
Улыбка её сменилась сдержанностью. Здесь она была права – всё решится сегодня, и обе мы это понимали, как понимали и другие участники чемпионата.
Отойдя, Маша присела на подлокотник дивана.
- А если серьезно, Ольк, мой тебе совет - поменьше думай. У тебя все проблемы от этого.
- Легко сказать, - грустно улыбнулась. - Но я попытаюсь. Отступать некуда, от сегодняшнего проката зависит, как сложится моя дальнейшая судьба. Да и не только моя, - проговорила я негромко. – Пашу я подвести права не имею. И Рудова тоже.
- Да – согласилась она.
Это её короткое «да» напомнило мне о том, для чего всё. Ради чего.
Когда-то я мечтала о первых местах, стремилась. А потом… Потом забыла о своих мечтах. Но теперь они снова жили во мне, звучали в ударах сердца. чемпионат Европы – первая большая цель. И чтобы достичь её, я должна сегодня сделать то, что должна.
Машка кивнула на столик, за которым недавно сидела сама:
- Давай-ка, приступай. Вам выступать через пару часов, а ты до сих пор не в лучшем виде. Заодно и мысли ненужные выкинешь из головы.
- Зато ты при полном параде, - приподняла бровь и криво усмехнулась
- Именно, - поднявшись, Маша пошла в к ванной, а я уселась к зеркалу и задумчиво покрутила кисточку для век.
В конце концов, Анохина права. Прокат совсем скоро. И я, чёрт возьми, забуду. Тем более о Богданове.
Невольно я посмотрела в сторону ванной, за дверью которой зашумела вода. О Богданове – в первую очередь.
- «На лед для исполнения произвольной программы приглашаются Ольга Журавлёва и Павел Жаров» - объявил диктор.
Конечно же, я знала. Знала о том, что из всех выступающих на чемпионате пар одинаковая музыка у нас только с одной. С кем именно? Догадаться об этом было не трудно. До последнего мы, как и Богданов с Каримовой, не объявляли о том, какую композицию выбрали, а потом буквально в один день… Какой бы неприятной неожиданностью это не оказалось, отреагировала я спокойно. Вот только теперь, когда мы находились в одном пространстве, когда атмосфера соревнований окутала нас, абстрагироваться стало труднее.
