***
Они подошли к лавочке, и Аня присела на край, уставившись на чуть покрытую рябью водяную гладь. Андрей знал, что она любит этот парк, поэтому и привез ее сюда. Возле воды было прохладно, но Аню это, похоже, ничуть не смущало, она только застегнула толстовку под самое горло. Раньше они приезжали сюда всего пару раз: во-первых, погода не располагала к прогулкам – было ветрено и частенько шли дожди, во-вторых, мешала постоянная занятость на работе, а в-третьих, Андрею не хотелось тащиться непойми куда просто ради того, чтобы пройтись за ручку по аллеям вдоль Москвы-реки. Третий пункт был единственно убедительным, сейчас Андрей это понимал. Аня готова была довольствоваться тем малым, что он ей давал, и о большем не просила… намекала иногда, но эти намеки можно было легко проигнорировать. Сейчас же ему хотелось сделать что-то для нее, что-то, что действительно могло ее порадовать.
Они гуляли уже около часа: прошли вглубь парка и снова вернулись в более оживленную, более цивилизованную его часть. Мимо проезжали велосипедисты, молодежь развлекалась катанием на роликах, мамаши с колясками чинно прогуливались туда-сюда. Были здесь целые семьи, а некоторые дети гуляли с отцами. Внимание Нечаева привлекли отец с дочерью. На вид девочке было лет шесть, не больше, отец учил ее кататься на велосипеде, страховал, готовый в любой момент предотвратить падение.
- Держи спинку прямо, - говорил он малышке, придерживая велосипед за руль.
Девочка справлялась совсем неплохо, видимо это был уже не первый урок, но отец все равно неотступно следовал за ней, ускоряя шаг, если дочь начинала быстрее крутить педали.
С Аней они разговаривали мало. Все попытки начать разговор получались неловкими, скомканными. Она провожала взглядом речные трамвайчики и вдыхала запах свежести, приносимый легким ветерком. Как-то она сказала, что если закрыть глаза, можно представить, будто идешь по морской набережной, а рядом шелковой гладью до самого горизонта разливается море. На море Аня не была с одиннадцати лет. Она помнила, как тогда бегала по песчаному пляжу и отпрыгивала от волн, как поднимала брызги, носясь по кромке воды, как отец подбрасывал ее в море с плеч, а она просила его еще и еще… У нее был яркий желтый купальник и голубые шлепки-вьетнамки, в которых она ходила на пляж. Шлепки она тогда случайно порвала в последний день перед отъездом в Москву, а купальники никогда больше не носила.
- Ты замерзла? - поинтересовался Андрей, заметив, как она зажала ладони между коленей.
- Нет, - не отводя взгляда от водной глади, ответила Аня.
Проводила взором очередной речной трамвайчик и посмотрела на мальчика, ведущего на поводке крупного ротвейлера. Мальчику было лет десять от силы, и она подумала, что случись этой псине дать деру, пацан ее в жизни не остановит.
- Зачем мы сюда приехали? – спросила она, когда мальчик и собака направились к выходу. - Тебе ведь тут совсем не нравится.
- Я просто не привык к таким местам. - Андрей тоже бросил взгляд на маленького хозяина большого ротвейлера, а потом снова посмотрел на Аню. – Но здесь хорошо.
Невзирая на то, что представить, будто грязная Москва-река – это теплое море, а скучная, пусть и вполне приличная для городского парка растительность – южная зелень, он не мог, ему тут и правда нравилось. Вода успокаивала, воздух был свежим из-за обилия деревьев, шелест листьев ласкал слух. Но больше всего ему нравилось наблюдать, как легкие порывы ветра теребят волосы Ани, как подрагивают ее ресницы, когда она прикрывает глаза, как она смотрит на медленно проплывающие мимо пароходики.
- Я бы хотела жить где-нибудь в этих домах, - кивнула она в сторону близлежащих многоэтажек.
- Мне кажется, что тогда это место стало бы для тебя обычным. - Нечаев осмотрелся по сторонам, помня, что видел где-то тут палатку с хот-догами и горячими напитками. – Так всегда бывает.
- Да. - Аня плотнее укуталась в кофту. Выдохнула и уставилась на мыски своих кед.
Она заметила стайку подростков неподалеку. Подростки громко хохотали, в руках они держали банки с пивом и слабоалкогольными коктейлями. Брат всегда говорил ей, что от этих синтетических коктейлей крышу порой срывает хлеще, чем от крепкого спиртного, а уж что намешано в их состав - лучше вообще не думать. Он называл подобное пойло «таблицей Менделеева» и говорил, что лучше уж выпить разбавленную соком водку, чем заливать в себя эту дрянь. Конечно же, он не был в курсе того, как в старших классах, после смерти родителей, его сестра забиралась в какой-нибудь тихий дворик и, глотая сладкую отраву из алюминиевой банки, давилась табачным дымом. Хотелось, чтобы стало хоть немного легче, чтобы хоть немного отступила боль всех утрат, разом свалившихся на нее. Но легче не становилось. Она плелась домой, умывалась холодной водой и чистила зубы, чтобы брат, не дай Бог, не учуял от нее запах алкоголя и табака. Он много работал, чтобы они смогли выжить. Приходил вечером, уставший и голодный, спрашивал, сделала ли она уроки, обнимал, ужинал тем, что она успевала приготовить, а потом ложился спать. Утром ему нужно было снова идти на работу. И он шел, потому что иначе было нельзя. А она снова оставалась наедине со своими страхами, вопросами, с горечью утраты и внутренней пустотой. Одноклассникам не было до нее дела: сойтись в новой школе она ни с кем так и не смогла, но все же это было лучше бесконечных разговоров за спиной. В старой школе, из которой она ушла после переезда, так и было: изнасилованная семиклассница… Кто-то отводил взгляд, кто-то обходил стороной, кто-то смотрел, округлив глаза, а кто-то тыкал пальцем. Аня чувствовала себя уродцем, выставленным на всеобщее обозрение, как будто она существо с другой планеты. Долго в прежней школе она не продержалась, седьмой класс закончила с трудом, а к началу учебного года числилась уже в совершенно другом учебном учреждении. Даже район был другим. Только одного она тогда не понимала: другой стала она сама. Ни новый район, ни новая школа не могли спасти ее от самой себя.
- Пойду куплю чай, - видя, что Аня не собирается больше ничего говорить, произнес Нечаев. – Тебе принести что-нибудь? Может, кофе или горячий шоколад?
Вообще-то за чем-нибудь горячим Андрей собирался сходить именно для нее. Вечерело, ветер усилился, возле воды стало холодно. Лучшим вариантом было бы зайти в кафе и заказать по чашке душистого чая, но он не сомневался: Анька на это не согласится. Чувствовалось, что и домой ей еще не хочется. Да и, признаться честно, он тоже не торопился вернуться к себе.
- Если не сложно, купи мне, пожалуйста, горячий шоколад, - попросила Скворцова, посмотрев на Андрея.
Порыв воздуха коснулся ее лица и волос, шаловливые прядки скользнули по коже. Прогулка пошла ей на пользу: на бледных щеках проступил румянец, взгляд казался более живым, чем пару часов назад.
- Конечно не сложно, - ответил Андрей.
Аня сказала, что будет ждать его на лавочке, и он, пообещав быстро вернуться, пошел к палатке. В очереди перед ним стояла женщина лет сорока с маленькой девочкой, которую она держала за руку, и две девушки, на вид лет по двадцать пять-двадцать семь. Девочка называла женщину мамой и, пока собирали их заказ, нетерпеливо прыгала на месте, попутно перебрасываясь с матерью фразами. Андрей посмотрел в сторону лавочки, где сидела Аня. Отсюда ее ему было видно хорошо, да и ей его тоже. Но в его сторону она не смотрела. Она смотрела на противоположный берег, на причал, к которому пришвартовывались речные трамвайчики, смотрела за людьми, спускающимися с палубы, смотрела на мост, по которому через речку проезжали автомобили, автобусы, ходили люди. Ветер все так же играл с ее волосами, а выражение ее лица было задумчивым. Сейчас, находясь среди людей, среди множества лиц и судеб, среди подростков, гоняющих на роликах, она была одинока. Она как будто находилась вне всей этой жизни, хотя и являлась частью нее.
