Отложив фотоальбом в сторону, она поднялась с кровати и подошла к письменному столу. Ноутбук она не включала со вчерашнего вечера, хотя стоило бы проверить электронную почту. Мобильный молчал. Ярко-голубая косметичка лежала на самом краю стола. Подумав еще немного, Аня открыла ее и вытащила тушь. Краситься она начала только на последнем курсе института, когда, параллельно с учебой, стала работать. Конечно же, она понимала, что несколько мазков туши и напудренный нос не добавят ей уверенности в себе и собственных силах, но надеялась, что так она будет выглядеть чуть старше. Подумав еще немного, она открыла нижний ящик стола и достала круглое зеркальце величиной с две ее ладони. Можно было бы пойти в ванную и подкрасить ресницы там, но она не хотела, чтобы за этим занятием ее застал брат. Одного его многозначительного взгляда будет достаточно, чтобы щеки ее залил румянец смущения. Боже, ей уже двадцать три, а она стесняется того, что собирается на свидание! При мысли об этом Аня запрокинула голову и тихо застонала.
Она уже хотела было закрыть ящик, как взгляд ее упал на простые карандаши, лежащие возле самой его стенки. Серые грифели некоторых из них были сломаны. Она долго смотрела на карандаши, а потом наклонилась и взяла несколько из них.
Паша только что опустил в кастрюлю с кипящей водой спагетти и налил немного оливкового масла. Этому трюку его научила давняя школьная подруга. Несколько раз, еще в старших классах, он бывал у нее в гостях, и она кормила его самыми вкусными спагетти с домашним томатным соусом. Сейчас Паша понимал, что она была в него влюблена. Он и тогда, в одиннадцатом классе, чувствовал, что нравится ей, но воспринималось в те годы все как-то… иначе. Воспоминание об однокласснице отдалось в сердце грустью. Как давно все это было, сколько воды утекло… Он накрыл кастрюлю крышкой и мельком взглянул в окно. И как раз вовремя: во дворе, напротив подъезда, припарковалась знакомая синяя «Хонда». Оперевшись руками о подоконник, Паша наблюдал, как дверца со стороны водителя распахнулась, и на улице показался Андрей. Он закрыл машину и направился к подъезду. В руках он что-то держал, но разобрать, что это, Паша не сумел. Вода в кастрюле тихо побулькивала, стрелки часов показывали начало четвертого. Паша посмотрел на маленькие голубые язычки пламени и снова взглянул в окно, за которым простирался самый обычный унылый городской пейзаж. В кухне было душно, не спасала даже открытая форточка.
Если Андрей уже приехал, значит, обедать дома Аня не будет. Паше не хотелось обедать в одиночестве, но он радовался за сестру. Выйдя в коридор, он взглянул на закрытую дверь ее спальни. Вот уже больше часа из комнаты не доносилось ни звука. Он замешкался, не зная, будет ли лучше впустить гостя самому или предупредить Аню о том, что Андрей вот-вот будет здесь. Остановился на первом варианте. Как знать, может сестренка наводит красоту или занимается еще какими-то хитростями. У женщин свои заморочки, хотя за Аней он, вроде бы, ничего такого не замечал.
Андрей удивился, что дверь открылась прежде, чем он успел нажать на кнопку звонка. Еще больше он удивился, когда на пороге вместо Ани его встретил ее брат. Поприветствовав, тот пропустил его в квартиру и, кивнув в сторону спальни сестры, сказал:
- Она в комнате. Может, задремала или с наушниками сидит, вот и не слышит ничего.
- А ты как догадался, что я на пороге? – поинтересовался Нечаев, с интересом глядя на Павла.
- Увидел в окно, как ты подъехал. - Теперь Паша рассмотрел круглую жестяную банку в его руках. Нежно-голубой фон украшали цветы белого, розового и желтого цвета. – Печеньем Аньку прикормить решил? – кивнув на банку, спросил он.
- Она как-то говорила, что любит такое.
- Не врала.
- Это радует, - Андрей улыбнулся. – Я пройду к ней?
- Да. - Паша снова посмотрел на закрытую дверь. – Только постучи вначале, а то мало ли чем она там занята.
Мужчины обменялись понимающими взглядами, после чего Паша пошел в кухню. Спагетти нужно было помешать, иначе он рисковал остаться без обеда.
Аня смотрела на свои руки, сложенные на коленях. В машине стояла гнетущая тишина, хотя чем она вызвана, сказать было трудно. Молчание разбавлял лишь шум проезжающих рядом автомобилей и привычный гул улицы: отдаленные отзвуки голосов, автомобильные клаксоны, бесконечные шорохи огромного города. Она вздохнула и украдкой взглянула на Андрея. Он неотрывно следил за дорогой, его красивое лицо было задумчивым.
- Куда мы едем?
- Почему ты не сказала, что рисуешь?
Вопросы прозвучали одновременно. В воздухе повисла неловкость. Аня глубоко вздохнула и все-таки ответила первой:
- Зачем? Повода ведь не было.
Спорить с этим было трудно, и Андрею пришлось удовлетвориться подобным ответом. Он и сам не понимал, почему это было для него так важно, но с того мига, как он увидел карандашный набросок на альбомном листе, это не давало ему покоя.
Постучав в дверь спальни, он, не дождавшись приглашения, вошел внутрь. Первым, что предстало его взору, была сама Аня. Она сидела на кровати, по-турецки сложив ноги, и смотрела на него так, будто ее застигли врасплох. Как он позже догадался, на самом деле так оно и было. Поначалу он не обратил внимания ни на раскрытый фотоальбом, ни на лежащий на Аниных коленях альбом для рисования. После того, как он отвел взгляд от ее лица, Андрей отметил, что на ней нет бюстгальтера. Без данной интимной детали он видел ее всего один раз и, что уж там, хотел увидеть снова.
- Привет, - его голос прозвучал немного сипло.
Аня, казалось, поняла, к чему прикован его взгляд и сделала неловкую попытку прикрыться. Выглядело это, по всей видимости, по-идиотски, – это она тоже поняла. Бросив беглый взгляд на табло электронных часов, она опять уставилась на Андрея.
- Почему ты так рано?
На самом деле приехал он ненамного раньше обговоренного времени, но для нее это была единственная возможность скрыть свою растерянность. Перевернув альбом, она убрала его за спину.
- Что там у тебя? – Ее жест не остался незамеченным. Андрей кивнул на альбом и подошел ближе, а затем просто взял его, не спрашивая на то разрешения.
Аня потупилась. Пальцы ее сжали простынь, карандаш, который она все еще держала в руках, беззвучно упал на пол. С минуту в комнате стояла оглушительная тишина. Именно такая оглушительная, что уши закладывало и было слышно звук собственного пульса. По крайней мере, Ане казалось, что она его слышит. Андрей держал в руках альбом для рисования, простой, какой можно купить в любом магазине канцтоваров, такие альбомы десятками изводят ученики начальной школы на уроках ИЗО. Вот только Аня не была ученицей начальной школы, да и не на уроке ИЗО они сейчас находились. Оторвавшись от рисунка, он посмотрел на прикроватную тумбочку, а потом на Аню. На тумбочке, в керамической вазе из кисловодского фарфора, стоял букет лилий. Конечно же, это были не те лилии, которые он дарил ей в тот день, когда их отношения обрели новый смысл. Ваза была красивая, пузатая, с изящным горлышком, украшенная лепниной из мелких розовых розочек. Стоявшие в ней лилии уже начали увядать, хотя еще и не опустили своих тяжелых белых головок. Было в этом что-то… Этакий декаданс прекрасного, хрупкого, на фоне искусственной красоты. Андрей опять посмотрел на альбомный лист. Его изумило, как, только с помощью одного простого карандаша, с помощью черно-белых тонов, можно передать все чувства, эмоции, настроение. Вряд ли яркие краски могли бы выразить все это лучше. Он и прежде встречал подобные карандашные рисунки, но… Видеть рисунок было совсем не тем же самым, что связывать воедино автора и его работу.
