Я замерла, слушая Зверя.
— Сердце Анжу было огромным. Порой казалось, ему мало этого мира. Казалось, он родился не в том месте и не в то время. Не в свое время, понимаешь, Эя? Он слишком опередил нас. Он… просто не вписывался в эпоху.
Глаза у меня защипало. Я любила папочку, очень, очень любила. Как отца. Как любящего, заботливого родителя. Но любила ли я его как человека? Мага? Ученого? Человека, который опередил свою эпоху? Знала ли я его так хорошо? И что-то мне подсказывало: нет. И моя дочерняя любовь, которая до этого казалась мне бескрайней, безграничной, вдруг стала какой-то куцей и неполноценной по сравнению с огнем в глазах Зверя. Он действительно знал моего отца. Действительно его любил.
— Несмотря на то что Анжу знал правду о церковниках и даже докопался до тайной информации об Источнике, — продолжал Зверь, — он любил пасынка. Твой отец, Эя, знал, что так и будет. И взял с меня слово, что не трону его, что бы ни случилось.
— И ты дал слово отцу? — спросила я.
Зверь нахмурился.
— Мне пришлось. Если опасность не грозит мне или кому-то, и особенно тебе, я не трону его. И этот твой… кузен… словно знает об этом! Проклятье Луны! Он никогда не убивает своими руками!
— Он тоже хорошо знал папу, — вырвалось у меня.
А Зверь посмотрел на меня с облегчением. Должно быть, думал, что я не пойму.
Я мягко отстранилась от него и позвала:
— Пойдем домой?
Глава 12
Когда мы вдвоем появились в саду, там было пусто. И все же было ощущение, что за нами внимательно, пожалуй, очень внимательно наблюдают. А когда я по неловкости подвернула ногу и Зверь поддержал под локоть, к ощущению, что смотрят, прибавилось откуда-то знание, что еще и ликуют. И хоть в жесте Фиара не было ничего предосудительного, я густо покраснела и осторожно отстранилась. Он не настаивал.
Время близилось к вечеру. Обед мы оба благополучно пропустили.
Я ответила согласием на приглашение Фиара на ужин и, присев в поклоне, удалилась в свои покои, чтобы сменить туалет. В этом не было нужды: в Заповедных землях, даже если это замок рода Альбето, условности не соблюдались так уж строго, да что там, не соблюдались в принципе. Но находиться рядом с ним и молчать (потому что Зверь молчал) было как-то интимно, что ли… А говорить самой не то что было неуместно или глупо, просто за сегодня сказано было слишком много, и мной и им, и сейчас слова казались лишними.
Поэтому, когда подвернулся такой правдоподобный предлог, как смена туалета к ужину, я не преминула им воспользоваться. К тому, как нелепо выглядит эта смена туалета в то время, как расхаживаю по замку не только без белья и даже без чулок, я успела привыкнуть.
Когда осталась одна, выдохнула и, прижавшись спиной к стене, сползла вниз, усевшись прямо на ковер. Какое-то время сидела, обняв колени руками и раскачиваясь вперед-назад.
Один раз дверь даже приоткрылась, и внутрь просунулась взлохмаченная головка Эльзы. Я ожидала ахов, охов, восклицаний и обещаний не отходить от меня ни на шаг, заверений, что простужусь, ведь люди такие нежные… Но ничего из этого не последовало, меня снова оставили одну, за что я была благодарна. Я сидела бы так и дальше, но мысль о том, что опоздаю на ужин, а то и вовсе пропущу его, чем, несомненно, обижу Зверя, не давала рассиживаться.
Я вытерла слезы (а их к этому моменту снова набежало предостаточно) и направилась в омывальную. Воспоминания о том, что Андре прикасался ко мне, к моему платью, были опустошенно-болезненными, а еще какими-то липкими.
Откинув волосы назад, я забралась в каменную лохань и прикосновением к специальной выемке в стене вызвала водопадик. Сразу вода оказалась холодной, и я взвизгнула, но потом она потеплела, да и я привыкла, и поэтому долго и с наслаждением подставляла упругим освежающим струям тело, пока ощущение липкости не смылось окончательно.
Завершив омовение, я закуталась в полотенце и прошла в гардеробную.
В дверь постучали, и я откликнулась:
— Входи, Адела.
Волчица юркнула в комнатку и прикрыла за собой дверь, чтобы не напускать вечернюю свежесть. Но небольшой ветерок все же успел ворваться внутрь, и я зябко повела плечами.
— Я опаздываю? — поинтересовалась я.
Адела покачала головой.
— У тебя уйма времени, — сказала она, а потом, с подозрением глядя мне в глаза, решилась спросить: — С тобой все в порядке?
— Сколько тебе лет, Адела? — невпопад спросила я волчицу.
Та недоуменно пожала плечами, но ответила:
— Восемьдесят.
Я кивнула своим мыслям.
— Значит, ты помнишь войну. Между людьми и… свободным народом.
— Войну, — глухо повторила волчица и криво усмехнулась.
Я поняла, о чем она. Бойня, избиение, уничтожение… Это действительно трудно назвать войной. Особенно поначалу, когда свободный народ был застигнут врасплох.
— Вас оттеснили с ваших земель. Отрезали от Источника.
Адела кивнула.
— Загон оборотней в резервации — так они это называли. На деле же истребляли нас сотнями. Тысячами. Мы сопротивлялись. Мы бились до последнего. Отстаивали свои земли, свое право на независимость.
— Но у них была магия, — глухо сказала я. — Проклятая магия Аты. Магия иллюзий. Магия безумия.
— Мы попадались в ловушки сотнями, — прошептала Адела.
Взгляд ее затуманился. Губы дрожали. Волчица вспоминала. И воспоминания ее не были радостными.
— А ваших магов с вами не было, — продолжала я.
Волчица вскинула взгляд.
— Стихийников, — подсказала я.
Адела кивнула.
— Мы называли их носителями, — сказала она. — Они несли в себе дар матери. Дар природы, дар жизни.
— Вам пришлось отступить, — сказала я. — И Церковь завладела Источником.
Адела неопределенно пожала плечами.
— Теперь им нужны и эти земли, — сказала она. — Церковники не остановятся, пока не уничтожат нас. Мы, на кого не действует стирание памяти, кто хранит в себе память Смутного времени, всегда будем угрозой для безумных жрецов. Просто потому, что помним. И свою историю, и историю людей.
— Значит, иллюзии действуют, а стирание памяти невозможно, — кивнула я своим мыслям. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это, Адела.
Волчица пожала плечами.
— Я пережила. Несмотря ни на что. Много кто не пережил.
Голос волчицы дрогнул, и она замолчала. Я поняла, что Адела, должно быть, потеряла на войне много близких. Членов своей стаи… родных… Я хотела спросить, но не решилась.
Словно прочитав мои мысли, Адела кивнула, а потом прошептала:
