– Вы откуда идете? Где вы находились все это время? – снова задал вопрос полковник Гущин.
– В Москву ездила, – ответила целая-невредимая Серафима Воскобойникова. – По делам.
– По каким делам? Вас не было в монастыре трое суток.
– А вам какое дело? Да вы кто такой, чтобы допрашивать меня? Я человек вольный, пострига не принимала и отчет никому не обязана давать. – Серафима подбоченилась. – Я у подружки ночевала – у сестры своей названой. Мы, детдомовские, на похороны нашего собрались. От «короны» он умер, несчастный. А мы все приехали – потому как брат наш. И там кого только не было – и юрист среди наших есть, и даже замкоманидра этой… как ее… Гвардии! Я с ними переговорила. Найдем на тебя управу, Афиноген! Думаешь, тихие мы, покорные? А ты творить можешь, что хочешь, и никто тебе не указ? Так у меня такие связи теперь! Вот позвоню замначальнику Росгвардии – детдомовскому моему корешу, – она выхватила из кармана юбки мобильный, – так он мигом сюда спецназ пригонит – выкинет тебя с приспешниками из нашего монастыря!
– Мы полиция, – объявил ей Клавдий Мамонтов, – мы вам звонили на ваш номер. Почему вы не отвечали?
– Я с электрички слезала, мобила у меня трезвонила. Недосуг мне было. Да чего здесь стряслось-то без меня?
– Говорю же – вроде как убили они тебя, – уже тише объявила ей монашка, – Наши девочки тебя опознали… ну, тело твое… долго жить теперь будешь. И полиция сюда явилась его арестовывать, твоего убийцу – схиигумена с его бандой.
– Я ему так убью! – Монастырская Серафима-Иезавель бросила свою сумку на колесиках и зашагала к отцу Афиногену. – Ах ты, гнилушка подзаборная… я тебе так убью! Кувырком у меня полетишь, костей не соберешь… Бороденку твою всю по волоску повыдеру! Да ты что?! Ты со мной тягаться вздумал? Я до самого патриарха дойду, а выкурю тебя из нашего монастыря! Самозванец! Мерзавец! Еретик!
Монастырская Иезавель орала на весь двор, грозя увесистым кулаком хилому схиигумену.
– Господь порой совершает чудо, – философски изрек отец Афиноген. – Но лучше бы он его не совершал. Ну что, есть у вас еще ко мне вопросы, господа-товарищи из полиции?
– Что же это такое, Федор Матвеевич? – тихо спросил начальник местного отдела у Гущина.
– Ошибка. Свидетельницы с перепуга обознались. Серафима Воскобойникова жива. А у нас женский неопознанный труп на перекрестке. И жертва необязательно из ваших мест. – Полковник Гущин направился к воротам. – Всем мероприятиям – отбой. Мы покидаем монастырь.
– Да, это уже здесь дела внутренние, церковные, – с облегчение согласился и начальник отдела. – Разбирайтесь без нас.
– Бросаете нас? – взвыли противницы схиигумена. – И это называется – полиция? Ноги в руки и бегом? А нас-то на растерзание еретикам оставляете? Ах вы, ироды, приспешники царя Новуходоносора! Семя антихристово!
Монашки окружили свою разгневанную Иезавель. Сторонники отца Афиногена сгрудились вокруг него, выпятив нечесаные бороды. Телевизионщики вели «прямой репортаж» и лезли в самую гущу событий.
– Вот поэтому я не хожу в церковь, – изрек Макар Псалтырников. – Несмотря на то что в предках моих, судя по фамилии, наверняка имелся какой-то сельский дьячок.
– Значит, неопознанный труп, Федор Матвеевич? – осведомился Клавдий Мамонтов.
– И потерянное утро. – Гущин глянул на часы. – Начинаем все сначала.
– А я бы не считал это утро потерянным, – заметил Макар.
– Почему? – спросил его Гущин.
– Так. Интуиция. Мы все равно узнали с вами и нечто весьма важное. Только мы пока не знаем, что именно.
– Твой кузен из Англии загадками изъясняется, – сказал Гущин Мамонтову.
– Да, он у меня такой, – согласился тот.
Глава 9
Кузен из англии. Смертельные враги
Могут ли смертельные враги стать друзьями? Клавдий Мамонтов с некоторых пор задавал себе этот вопрос. Судьба порой открыто насмехается над пылкостью наших чувств, над гневом и порывами души – и подкладывает этакую свинью. Сентиментальную, нежную и пушистую.
После событий в Бронницах в доме на Бельском озере они с Макаром Псалтырниковым имели немало, что сказать друг другу
[4]. Но разговор сам собой отложился до ноября – Макар улетел в Англию и забрал своих маленьких дочек, живших в поместье в графстве Девон под присмотром английской гувернантки и нянек. Он вернулся в Москву, закрыл доставшийся ему в наследство особняк на Бельском озере. Сначала снял квартиру в Крылатском, а затем купил особняк в Замоскворечье.
Они встретились вновь после его приезда – и опять в Бронницах. Оба согласились – пора, пора выяснять отношения! Час пробил. И это дело мужской чести.
В том овраге в лесу у озера они едва друг друга не убили.
Но, к счастью, не убили… Ох, что было…
Катя, из-за которой все и случилось, о тех эпических событиях – об их дуэли! – даже не подозревала.
Мужики не рассказывают женщинам всей своей жизни, ни о своих фиаско, ни о ранах, ни о сломанных ребрах, ни о выбитых зубах.
Так считал Клавдий Мамонтов.
И Макар Псалтырников, который никогда ни в чем с ним прежде не соглашался, на этот раз не противоречил.
Ей не надо знать. Мы сами разберемся. Между собой.
Но вот как-то не разобрались они тогда! Слава богу, оба остались живы-здоровы, не считая переломов и выбитых зубов. И все подвисло – до того самого рокового марта, который стал не только началом Глобального карантина – великого домашнего заточения, но и месяцем судьбоносных перемен в жизни Макара Псалтырникова.
Все звезды сошлись в зените, все пути пересеклись в одной точке. Жена Макара Меланья в начале февраля по приговору суда получила десять лет за совершение покушения на убийство отца Макара и Кати с помощью яда. Она еще находилась в женской тюрьме, готовилась к этапу в Читу в колонию, когда у нее начались преждевременные роды.
Мальчик родился недоношенным, но здоровым и крепким, несмотря ни на что.
Сразу после родов Макар через своего адвоката уведомил жену о том, что он дает старт разводу, отложенному им до рождения ребенка. Меланья в тюрьме подписала все документы, а потом ночью вскрыла себе вены куском припрятанной от надзирателей проволоки.
Ее спасли, перевели в тюремную больницу вместе с младенцем. Там она заразилась коронавирусом. Заболел и новорожденный ребенок.
Как только Макар получил от жены документы и согласие на развод, он сразу поехал к Кате.
Что там у них точно произошло, Клавдий Мамонтов не знал. Макар не сказал ему. Как, впрочем, и сам он не делился с ним подробностями своих сердечных дел.
Он знал лишь, что Макар уже официально попросил Катиной руки.
