– А сколько ему лет? Где он работал? Чем занимался? Имел какое-то отношение к судебным органам? Сам, может, был ранее судим или привлекался? Или работал на железной дороге?
– Нет, не судим и не привлекался никогда. Ему девятнадцать лет всего, он студент, учился заочно в Педагогическом. А работал раньше официантом в Москве в ресторане «Горыныч». Мать сказала сотрудникам полиции, что почти весь карантин он просидел дома безвылазно, потом встречался только со своими друзьями. В Отрадное он поехал по ее просьбе – у них умерла бабка, нужно было забрать ее документы. Он поехал вечером, не поздно, где-то часов в шесть. И домой из Отрадного так и не вернулся.
Полковник Гущин выслушал все это молча.
Возле выжженных пятен работали эксперты – собирали пепел и обугленные кости в пластиковые черные мешки.
Глава 30
Кошмар
После того как осмотр места убийства закончился и труп увезли в бюро судмедэкспертиз на исследование, полковник Гущин еще долго сидел в машине на просеке и словно что-то решал про себя. Или к чему-то готовился.
Макар и Клавдий Мамонтов озадаченно молчали. Они пытались с Гущиным заговорить, но каждый раз он поднимал руку – не сейчас. Заглохните вы оба.
Наконец, приняв какое-то решение, он сказал, что они возвращаются в Балашиху. Клавдий Мамонтов этому не удивился – ведь братья Гусевы по-прежнему оставались единственной реальной нитью к тому, чтобы хоть как-то начать разматывать это страшное дело.
В Балашихинский УВД по приезде Гущин снова не зашел, из внутреннего двора позвонил экспертам-баллистикам, чтобы спросить, не готова ли экспертиза оружия, изъятого у обоих братьев, и сравнительный анализ пуль, извлеченных из головы авторитета Алтайского и из трупа его пса? Результат от баллистиков еще не пришел. Гущин снова по телефону переговорил с экспертом – уже по анализу ДНК. О бутылке с растворителем и ее крышке, где эксперты и обнаружили ДНК младшего Гусева – Стаса. После этого он обратился к Клавдию Мамонтову.
– Иди в ИВС, оформи выезд на следственный эксперимент с задержанным…
– Младшим? – спросил Клавдий Мамонтов.
– Старшим. Заберешь Виктора Гусева, оформишь разрешение. Никакого конвоя, только мы с тобой вдвоем в роли конвоиров. Место следственного эксперимента – дом Алтайского. В розыске они тебе ключи отдадут от ворот и гаража – я сейчас прикажу.
– А я? – спросил Макар, когда Мамонтов ушел в ИВС.
– Ты с нами не поедешь.
– Федор Матвеевич…
– Я сказал – нет.
– Я поеду с вами, – твердо заявил Макар. – Я чувствую, что мне не стоит вас отпускать туда одних. У вас сейчас маска сдвинута на подбородок, полковник, видели бы вы выражение своего лица.
Вернулся Клавдий Мамонтов, он вел скованного наручниками Виктора Гусева. Отдал полковнику Гущину документы из ИВС.
– Перекуй его здесь, руки назад, – приказал Гущин.
– В машину так неудобно сажать.
– Руки ему назад, – тихо повторил полковник Гущин.
Тон его и взгляд на старшего Гуся Макару очень не понравился.
– Ладно, кузен из Англии, возьму тебя с собой. – Полковник Гущин глянул и на него. – Не пожалей только потом об этом, не разочаруйся. Машину ты поведешь, мы назад сядем с арестованным.
– Куда это вы меня везете? – поинтересовался Виктор Гусев в машине.
– К Мише Алтайскому домой. Ты же бывал у него дома, Витя.
– Давно, с патроном еще. – Гусь-старший усмехнулся. Ему было крайне неудобно на заднем сиденье со скованными за спиной руками, однако он не жаловался.
Они добрались до виллы Алтайского, открыли ворота и въехали на машине во двор. Полковник Гущин отворил гараж и завел старшего Гуся внутрь. В гараже было пусто – обе дорогие машины Алтайского забрали эксперты на исследование. Просторное помещение с бетонным полом освещалось галогенными яркими лампами.
– Знакомое место, Витя, да? – спросил полковник Гущин хрипло.
– Я же сказал – приезжали мы к Алтайскому с патроном, но давно, – Гусев оглядывался по сторонам.
– Нет, вы приехали к Алтайскому совсем недавно с братом. Он вас сам впустил. Что вы там ему наврали, интересно? Ну а дальше все было очень скверно.
– Я же сказал вам, никаких бесед со мной без моего адвоката. Где мой адвокат? – Гусь-старший смотрел на Гущина с вызовом. – Ты чего лепишь мне, полковник? Ты же меня знаешь. Я тертый калач. Меня бы Арнольд столько лет возле себя не держал, если бы я был треплом… или говном.
– У Алтайского пуля в затылке. А мы у вас с братом изъяли два ствола при задержании. Установим, из какого ствола выпущена.
– Устанавливай, проверяй. – Гусев-старший засмеялся. – Ой, я просто не могу с вами, ментами. Да проверяй – флаг тебе в руки.
И по его наглой ухмылке Клавдий Мамонтов понял – у баллистиков ничего не выйдет с проверкой, потому что это не те стволы. А тот самый ствол, из которого пристрелили Алтайского, уже давно где-нибудь на дне реки или болота. И до него не добраться.
– Вы Алтайскому в рот очиститель для труб залили, – сказал Гущин. – Покойный патрон ваш Арнольд этого бы не одобрил. Я ничего такого за ним не припомню, подобных зверств.
Гусев старший молчал.
– На бутылке с очистителем, а самое главное, на ее крышке – следы ДНК, – продолжал Гущин. – Не твои, Витя. Твоего братца Стасика. Это он сотворил, а? Не ты? А ты что делал, когда Мишка Алтайский корчился в муках, когда ему кислота кишки насквозь прожигала? Ты этим любовался? А кто из вас стрелял? Кто его добил?
Гусев-старший и на это ничего не ответил.
Полковник Гущин посмотрел на свои руки в латексных перчатках и подошел к стеллажу гаража, где стояли пластиковые бутыли – подручная автомобильная косметика. Он разглядывал этикетки – очиститель для стекол, антифриз, средство для полировки, средство для уничтожения царапин, автомобильный лак. Взял одну из бутылок и прочел химический состав.
– Если бы речь шла только об Алтайском, я бы, может, и не настаивал, Витя, – произнес он тихо и обернулся с бутылкой в руке. – Но это дело дрянь… Двадцатилетний мальчишка, сожженный заживо. Женщина, которую перед смертью пытали, полосовали ножом. Мужик, разрубленный топором на куски, словно свиная туша. Поэтому, Витя, я пойду на крайности, чтобы узнать сейчас от тебя полную правду – как оно все есть на самом деле.
Виктор Гусев уставился на него.
– Я наизнанку тебя здесь выверну, – сказал полковник Гущин и с размаха коротко и страшно ударил его кулаком в перчатке прямо в челюсть.
Виктор Гусев грохнулся на спину, на скованные руки, и то ли вывихнул, то ли сломал одну из них. Он дико заорал от боли. Гущин наступил ему ногой в начищенном до блеска ботинке на грудь, прижимая к полу, утраивая его боль. Гусев орал, широко распялив рот. А полковник Гущин быстро отвинтил пробку у бутылки с растворителем, наклонился к самому лицу Гусева, не страшась ни возможной заразы, ни капель слюны, что летела из распяленного в вопле рта и…
