Полковник Гущин глядел на нее. И не замечал уже ни ее безобразной наготы, ни седых прядей, выбивающихся из-под мокрого парика.
Только глаза ее, которые мерцали, как угли в костре… жгли… что-то выпытывали… жаждали…
– Отпусти девочку, – попросил он снова. – Ты же знаешь, что это такое… Ты сама была у Малофеева на цепи… Ты не только себя от него спасла, но и многих других, которых он убил бы, если бы ты его не остановила. Спаси сейчас девочку, сжалься над ней. Ее зовут Августа… ей всего шесть лет… она не играет в древние ритуальные игры, в которые играешь ты и приглашаешь играть нас… она…
– Она немая от рождения. – Мачеха мертвых глянула на Августу, скорчившуюся у ее ног, и усмехнулась. – Этот бедный ребенок не говорит ни на каких языках, несмотря на всех своих нянек, гувернанток и учителей, потому что гены… ей были переданы ущербные гены. – Мачеха мертвых перевела взгляд на бледного Макара. – И даже ты, многодетный отец, не можешь себя в этом винить, потому что гены такая штука… Вот и с нашей болезнью новой… говорят, во всем виноваты гены неандертальцев у кого-то из нас, и мы о них, конечно же, ничего не знаем до тех пор, пока… Вам любопытно, зачем я пришла тогда в лес, к монастырю, сама вызвала туда полицию? Это я подсказала Полине место – тот перекресток рядом с монастырем, я направила ее туда специально. И явилась сама – потом, когда она принесла свою жертву Великой Матери… Мне хотелось понаблюдать реакцию монастырских – это первое. Всю обнаженную ковидом деградацию официальной религии, которая в монастыре так уродливо вдруг вылезла наружу. Ковид выхолостил саму суть христианства – завет о помощи ближнему… Какая помощь, когда все друг от друга шарахаются и держатся на социальной дистанции? Грандиозные храмы никому не нужны, потому что в них страшно собираться, можно заразиться, попы боятся в них служить, избегают прихожан – не то что причащать, но даже отпевать мертвых не хотят… С точки зрения гигиены и санитарных норм это абсолютно правильно, но как же тогда быть с духом христианства? Со сказкой о том, что кто-то обнимал прокаженных и лечил чуму одним прикосновением пальцев? Я пришла в тот лес к монастырю еще и потому, что хотела видеть сама, как именно моя неофитка Полина выполнила свое обещание расплатиться с НЕЙ – великой и могущественной, выкупить у нее и на будущее жизни мужа и ребенка, потому что ведь это была разовая милость. А эпидемия далеко не закончена, когда исчезнут антитела, а ковид все будет длиться, можно опять заразиться и умереть, потому что от легких-то тряпочки остались… И вакцина таким больным не поможет. Но самое главное – я явилась в тот лес, чтобы лицом к лицу встретиться с тем, кто пойдет по моему следу. Я думала – ну, возможно, это будет какой-то тупой недалекий мент, каких я видела-перевидела на своем веку. Но! – Она вскинула руку. – Приехал ты, полковник. В своей нелепой маске, в перчатках. Напуганный до смерти тем, что надо общаться с людьми, которые могут быть больны или заразны, пытающийся изо всех сил скрыть свой патологический страх. И я поняла… ты тоже станешь ЕЙ служить. Ты преклонишь колено перед ее мощью и властью. И сделаешь все, чтобы…
– Все, если ты отпустишь девочку.
– Нет. Ты не понял. – Она глядела на него. – Все, чтобы спасти себя. Чтобы не умереть осенью или зимой, когда эпидемия вернется с новой силой.
Треск сухих лавровых листьев в жаровнях.
– Для себя я ничего у тебя… у НЕЕ просить не буду, – ответил Гущин.
– Ой ли? Снова хочешь на ИВЛ? С трубкой в горле? Ты сам знаешь, что это может произойти очень скоро. Ты же чувствуешь, как ты слаб, как задыхаешься… Ты в глубине души боишься, что если заразишься опять, то уже не проживешь и дня. Но ОНА спасет тебя снова. Если сейчас ты здесь… в нашем ритуале послужишь ей!
Мачеха мертвых ударом ноги швырнула нечто по полу в сторону Гущина. До этого она наступала на предмет своей босой ногой.
Это был кривой нож – из обсидиана, острый, как бритва, настоящий, каменный, ритуальный, которые туристам продают маори в Новой Зеландии.
– Для себя я ничего просить не буду. Весь этот бред, который ты несешь… слушай, ты. – Полковник Гущин сам наступил на нож ботинком. – Психоз, которым ты страдаешь с тех самых пор, как перегрызла яремную вену Малофеева своими кривыми зубами, с тех самых пор, когда помогала ему пытать в бункере похищенную женщину… твой личный психоз – он заразен не хуже ковида. Прекрати перед нами выламываться! Гаси свою свечку на макушке. Отпусти девочку. И обещаю – до тюрьмы у тебя дело не дойдет. Закончится все психушкой, а с твоими деньгами и адвокатами – это будет фешенебельный дурдом… возможно, даже не здесь, а на Кипре. И ты пролечишься там не так уж долго. Решай!
Мачеха мертвых хрипло расхохоталась.
И поднесла зажигалку к самым волосам Августы, пропитанным дезинфектором на спирту.
– Хочешь посмотреть, как сгорит сейчас твоя дочь, уходя в ЕЕ жаркие объятия, многодетный отец?
– Нет! – крикнул Макар. – Возьми меня… убей… только ее отпусти!
– Парень, ты здесь только наблюдатель… возможно, и ты проникнешься тоже силой ритуала… ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СТАРЫМ БОГАМ! Полковник, пусть не ради себя, но ты вернешься к ним… Я заставлю тебя подчиниться, поклониться Великой Матери-Земле! Я когда-то тоже была поставлена перед подобным выбором. И… видишь, ничего плохого со мной не случилось. Даже наоборот. Я не просто спаслась. Моя жизнь кардинально изменилась. Так что решать сейчас тебе… Ты послужишь ей или будешь наблюдать, как вспыхнет маленький факел.
– Не трогай девочку. Сделаю все, что скажешь.
По тому, как Гущин это произнес, Клавдий Мамонтов понял… они проиграли.
Они проиграли Мачехе мертвых на ее поле.
Мать-Земля… он отказывался верить, что она так жестока и беспощадна.
Но самое страшное ждало их впереди.
– Бери нож, – приказала Мачеха мертвых.
Гущин наклонился и поднял с пола острый, как бритва, обсидиановый нож.
– Сам выберешь или выберу я?
– Что? – Он взвесил нож на руке. Он никогда не метал ножи… Да и было это бесполезно, она и в этом случае упала бы в лужу горючего и подожгла бы ее свечой.
– Жертву.
– Из кого ее выбирать?
– А вот же они перед тобой. Твои напарники. – Мачеха мертвых глянула на Макара, затем на Клавдия Мамонтова. – И в это раз обойдемся без собак.
Полковник Гущин молчал. Он ощущал себя беспомощным. Он ощущал себя полностью в ее власти, она словно паучиха опутывала его липкой сетью гипнотизирующего тяжелого взгляда, больной непреклонной волей…
– Оба хороши, оба годятся, я еще тогда, в первый раз, это отметила. Красивы, как античные боги, молоды, сильны, полны надежд. – Она откровенно разглядывала их.
– Нужна тебе, психопатка, жертва, возьми меня, только отпусти мою дочь. – Макар снова двинулся вперед.
– Нет! – Она повысила властно голос. – Не ты, многодетный отец. У тебя еще двое маленьких… если что… будешь потом рассказывать им, как мы все жили-были во времена глобальной катастрофы… Как медленно сходили с ума… И вообще, можно ли в последние судные дни сохранить полностью душевное здоровье и не поддаться психозу? – Мачеха мертвых снова хрипло расхохоталась – смехом безумной. – Ты живи. Мать-Земля тебя отпускает. Милость ее да пребудет с тобой. Вон тот – другой. Злой. Который раздувает ноздри – так он меня ненавидит сейчас. И жаждет прикончить.
