— Как по-вашему, что произошло? — спросила она. — Джулиан пошел плавать, ему стало плохо, и он утонул? Может, из-за сотрясения мозга?
Я понял: она прощупывает почву. От моего ответа зависит ее следующий шаг.
— Вряд ли, — ответил я, — по-моему, это Франц его убил.
Я посмотрел на нее. Как и предполагал, она удивилась меньше, чем если бы у нее самой не имелось никаких подозрений. И она сделала большой глоток кофе — как будто хотела замаскировать возникшее от волнения желание сглотнуть.
— Что скажете? — спросил я.
Она огляделась. Еще четверо альпинистов в связке стояли довольно далеко. При таком ветре они нас не услышали бы.
— Тем вечером я видела, как Франц возвращается домой.
Вот оно.
— Мне не спалось, и я сидела на веранде, а веранда у меня в комнате выходит на дорогу. Я увидела, как Франц припарковался и вышел из машины. Один, без Джулиана. И в руках у него было что-то вроде одежды. Когда он отпер дверь, то огляделся и, кажется, заметил меня. По-моему, он понял, что я его видела. Наверное, поэтому он и звонил. Хотел объяснить все.
— А вы не хотели слушать его объяснений.
— Я не хотела, чтобы меня в это втягивали, по крайней мере, пока мы еще что-нибудь не узнаем. Пока Джулиана не найдут.
— И что тогда?
Она вздохнула:
— Я подумала, что, если Джулиана не найдут или найдут его тело, тогда я приду к вам и обо всем расскажу. Раньше мой рассказ только все усложнил бы. Получится, будто я обвиняю Франца в преступлении. Мы, альпинисты, дружим. Готовы положиться друг на друга. Мы каждый день доверяем друг дружке собственную жизнь. Действуй я сгоряча — и все испорчу, понимаете?
— Понимаю.
— Вот дерьмище.
Я проследил за ее взглядом. Наверх по тропинке поднималась одинокая фигура.
— Это Франц, — сказала она, поднялась и помахала ему.
Я прищурился.
— Вы уверены?
— Вы же видите эту его шапку с радужным флагом.
Я снова прищурился. Радужный флаг. Права геев. И никакая не растаманская.
— Я думал, он натурал, — сказал я.
— А вы в курсе, что можно защищать чьи-то еще права, не только свои собственные?
— То есть Франц Шмид — такой вот защитник?
— Не знаю, — пожала она плечами, — но он точно за «Санкт-Паули» и Бундеслигу.
— Простите?
— Это про футбол. Его бабушка с дедушкой были родом из моего города, Гамбурга, у нас два футбольных клуба, и они соперничают. Первый — Гамбургская спортивная ассоциация — ребята добрые, правильные и богатые. Мы с Джулианом болеем за них. А второй — это злобные левые панки «Санкт-Паули». Их символ — пиратский череп с костями, они защищают права сексуальных меньшинств и поддерживают все, что раздражает порядочных жителей Гамбурга. Франц, похоже, болеет за них.
Человек на тропинке остановился и смотрел в нашу сторону. Я встал и выпрямился, словно показывая, что не прячусь. Франц по-прежнему стоял — похоже, разглядывал нас. Очевидно, понял, что машет ему Виктория, и теперь раздумывает, кто же это такой рядом с ней. А возможно, он узнал меня по костюму. Он же, скорее всего, ждал, когда я объявлюсь, ведь рано или поздно мы докопались бы до сообщения, в котором он открытым текстом признается в убийстве Джулиана. У него было достаточно времени, чтобы придумать оправдание. Я ожидал, что он примется утверждать, будто написал это сообщение, чтобы пробудить в Хелене любопытство, а потом признаться ей, что слегка преувеличил — на самом-то деле он всего лишь запустил брату в голову бильярдным шаром. Но сейчас, увидев нас с Викторией, он, возможно, понял, что этого будет недостаточно.
Фигура снова пришла в движение. Она двинулась обратно, вниз.
— Наверное, решил, что ветер чересчур сильный, — сказала Виктория.
— Не иначе, — поддакнул я.
Я видел, как он сел во взятую напрокат машину, как из-под колес взметнулись фонтанчики пыли и как машина рванула прочь. Я снова сел и посмотрел на море. Белая пена напоминала морозные узоры, расцветавшие на окнах в Оксфорде. Даже здесь, наверху, ветер был на вкус соленым.
Пускай бежит, все равно отсюда никуда не денешься.
* * *
Я по-прежнему сидел в отделении полиции, когда около полуночи мне позвонил Франц Шмид.
— Вы где? — Я встал и, подойдя к перегородке, показал Гиоргосу, что звонит Франц. — Вы на мои звонки не отвечаете.
— Тут связь плохая, — нашелся Франц.
— Да, так многие говорят, — согласился я.
Я позвонил прокурору в Афины и получил ордер на арест Франца Шмида, но мы не нашли Франца, хотя и искали в его комнате, на пляже и в ресторанах. Куда он подевался, никто не знал. В распоряжении Гиоргоса было лишь две патрульных машины и четверо сотрудников, и пока погода не улучшится, на подкрепление с Коса можно не рассчитывать. Поэтому я предложил пользоваться базовыми станциями мобильной связи и отыскать мобильник Франца. Однако Гиоргос сказал, что на Калимносе так мало базовых станций, что круг поисков это не сузит.
— Я зашел в ресторан к Хелене, — произнес Франц, — но наткнулся на ее отца, а тот сказал, что больше я ее не увижу. Вы как-то с этим связаны?
— Да. Я посоветовал Хелене и ее родным держаться от тебя подальше, пока это все не закончится.
— Я сказал ее отцу, что намерения у меня честные и что я хочу жениться на Хелене.
— Нам это известно. После разговора с вами он позвонил нам.
— Он вам рассказал, что передал мне письмо от Хелены?
— Упомянул, да.
— Хотите послушать, что она пишет? — И, не дожидаясь ответа, Франц принялся читать: — «Дорогой Франц. Возможно, во всем мире для нас предназначен лишь один человек и встретим мы его лишь раз в жизни. Мы с тобой, Франц, друг для друга не предназначены, но я молю Бога, чтобы ты не был убийцей Джулиана. Сейчас, когда я знаю, что мне нужен именно он, я умоляю тебя на коленях: если это в твоей власти, спаси Джулиана. Хелена». Балли, вы, похоже, убедили ее, что все это — моих рук дело. Что это я его убил. Вы хоть в курсе, что мне жизнь ломаете? Я люблю Хелену так, как никого и никогда не любил, больше, чем самого себя. Я просто-напросто не мыслю себе жизни без нее.
Я прислушался. В трубке гудел ветер, но я услышал и шум волн. Впрочем, он может находиться где угодно.
— Франц, лучше всего вам будет явиться в наш полицейский участок в Потии. Если вы невиновны, то только выиграете.
— А что, если я виновен?
— Тогда, явившись с повинной, вы тоже останетесь в выигрыше. Бежать вам все равно некуда, вы на острове.
В трубке повисло молчание, и я вслушался в шипение волн. Звук был другой, не такой, какой слышно у меня из гостиничного номера. Вот только в чем же разница?
