— Подчеркнуть одно — значит скрыть что-то другое. Любые правки, в том числе проясняющие, — это операция по прикрытию. Тот, кто красится, хочет, чтобы макияж привлек внимание к красивым глазам — так, чтобы никто и не заметил чересчур крупного носа.
— Но разве это паранджа? Разве мы все не хотим, чтобы нас заметили?
— Не все. И никто не хочет, чтобы его видели таким, какой он есть. Кстати, ты знал, что за жизнь женщина тратит на макияж столько же времени, сколько мужчины из таких стран, как Израиль и Южная Корея, — на службу в армии?
— Нет уж, сопоставление случайных фактов.
— Именно. Но не случайное сопоставление фактов.
— Да ну?
— Сопоставление — мой выбор, и оно, разумеется, само по себе является высказыванием. Фейк-ньюс — это не обязательно неверные факты; возможно, это манипулятивное редактирование. Что выбранное сопоставление говорит о моих взглядах на гендерную политику? Говорю ли я о том, что мужчинам приходится служить своей стране и рисковать жизнью, в то время как женщины предпочитают краситься? Может быть. Но достаточно лишь крошечной правки, и то же сопоставление сообщит: женщины боятся, что их увидят такими, какие они есть на самом деле, — точно так же страны боятся, что их завоюют иностранные войска.
— Ты журналистка? — спросил я.
— Я редактор журнала — он не стоит бумаги, на которой его печатают.
— Женского?
— Да, и в худшем значении этого слова. У тебя багаж есть?
Я помедлил с ответом.
— Ну в смысле, когда мы в Лондоне приземлимся, можно сразу к такси идти?
— Только ручная кладь, — сказал я. — Ты не ответила: зачем ты накрасилась?
Подняв руку, ты провела указательным пальцем по моей щеке, под самым глазом, как будто я тоже плакал.
— Снова сопоставление случайных фактов, — сказала ты. — Каждый год в результате самоубийств погибает больше людей, чем в результате войн, терактов, наркотиков, убийств из ревности — да вообще всех убийств, вместе взятых. Наиболее вероятно, что твой убийца — ты сам. Поэтому я и накрасилась. Я посмотрела в зеркало и не выдержала ничем не прикрытого лица своего убийцы. Не теперь, когда я влюбилась.
Мы посмотрели друг на друга. И в тот момент, когда я поднял руку, чтобы взять твою, ты взяла мою. Наши пальцы переплелись.
— Разве мы не можем ничего сделать? — прошептал я, дыхание вдруг сбилось, как будто я уже в бегах. — Нельзя откупиться от договора?
Ты склонила голову набок, словно хотела разглядеть меня под другим углом.
— Если бы это было возможно, не факт, что мы бы влюбились, — сказала ты. — Мы друг для друга недосягаемы — разве это не важная составляющая привлекательности, как ты думаешь? Она тоже умерла?
— Что?
— Та, другая. Та, о ком ты не захотел рассказывать, когда я спросила про жену и детей. Утрата, из-за которой ты боишься опять влюбиться в ту, кого потеряешь. Из-за этого ты задумался, когда я спросила про багаж. Хочешь об этом поговорить?
Я посмотрел на тебя. А я хотел?
— Ты уверена, что…
— Да, я хочу послушать, — кивнула ты.
— У тебя много времени?
— Ха-ха.
Мы заказали еще выпить, и я рассказал.
Когда я договорил, за окном совсем рассвело — летели-то мы против солнца. И ты опять заплакала.
— Как грустно, — всхлипнула ты, кладя голову мне на плечо.
— Да, — согласился я.
— Тебе все еще больно?
— Не всегда. Я себе говорю, что раз она не хотела жить, значит ее вариант лучше.
— Думаешь?
— И ты ведь тоже?
— Наверное, — сказала ты. — Но я не знаю. Я, как Гамлет, сомневаюсь. А вдруг царство мертвых еще более печальная юдоль.
— Расскажи о себе.
— Что ты хочешь узнать?
— Все. Начинай, я спрошу о том, о чем захочу узнать поподробнее.
— Хорошо.
Ты рассказала. И передо мной возник образ девушки — я видел ее более отчетливо, чем ту, что прижалась ко мне, взяв меня под руку. В какой-то момент самолет затрясся, попав в зону легкой турбулентности, и казалось, будто катишься по мелким крутым волнам, а твой голос смешно завибрировал, и мы оба рассмеялись.
— Можем сбежать, — сказал я, когда ты договорила.
Ты посмотрела на меня.
— Каким образом?
— Ты снимешь одноместный номер в «Лангдоне». Вечером оставишь на ресепшене записку директору отеля — на работу он придет завтра утром. Напишешь, что собираешься утопиться в Темзе. Ты пойдешь туда вечером — в такое место, где тебя никто не заметит, — снимешь обувь и оставишь на берегу. Я арендую машину и приеду за тобой. Поедем во Францию, а из Парижа улетим в Кейптаун.
— Паспорт, — только лишь и произнесла ты.
— Я все устрою.
— Устроишь? — Ты не сводила с меня глаз. — Да что ты за психолог?
— Я не психолог.
— Не психолог?
— Нет.
— А кто же тогда?
— А как ты думаешь?
— Тот, кто меня убьет, — сказала ты.
— Да, — подтвердил я.
— Ты забронировал место рядом со мной еще до того, как я приехала в Нью-Йорк подписывать договор.
— Да.
— Но ты и правда в меня влюбился?
— Да.
— И как все должно было случиться?
— На паспортном контроле. Укол. За час действующие вещества полностью исчезнут или смешаются с кровью. Вскрытие покажет обычный инфаркт. В твоей семье инфаркт — самая распространенная причина смерти. Мы брали у тебя анализы — по их результатам ты к нему предрасположена.
Ты кивнула.
— А если мы сбежим, за тобой тоже придут?
— Да. В деле крутятся огромные деньги — их платят и тем, кто исполняет заказы. Из-за этого они требуют, чтобы мы тоже подписали договор, только без трехнедельного срока.
— Договор на самоубийство?
— Он дает им возможность убить нас когда угодно без юридических рисков. Подразумевается, как они выполнят условия договора, если мы поступим нечестно.
— А в Кейптауне нас не найдут?
— Они нас выследят — это они умеют, — а следы приведут их в Кейптаун. Но мы там надолго не останемся.
— А где мы будем?
— Можно, я тебе это расскажу чуть позже? Честное слово, место там хорошее. Солнце и дождь, не слишком холодно, не слишком жарко. И большая часть людей понимает английский.
— Зачем тебе это делать?
— По той же причине, что и тебе.
