Чего он тогда приехал? Не картины же посмотреть! Туранов искренне недоумевал.
В данный момент Немесов прохаживался перед парадной стеной гостиной, которая в три ряда была завешана портретами российских монархов. Немесов молча и въедливо разглядывал лица царей, императриц и императоров.
Походка у него расслабленная, но уверенная и слегка высокомерная – Немесов любил смотреть свысока. Небольшие светло-серые глаза прятались за прямоугольными очками – как за прозрачными щитами. Множество морщин у век и на щеках – но на лбу ни одной. Мимика бездушная, как у рыбы, – и Туранов не мог понять, как именно Немесов относится к предмету обсуждения. Из-за этого подлизнуться было геморройно.
Туранов нервничал, прикидывал, что делать дальше, – и искал путеводные Знаки. Вдобавок золотой жаккардовый галстук затянулся висельной петлей. Туранов не привык носить каких бы то ни было указателей на подчиненное положение – обычно он вел себя как князь в родном поместье.
Берет он или не берет – ядрена вошь! – злился Туранов. – Дипломатик хренов! Немчура!.. Может, просто положить на стол – да посмотреть, что будет?..
Класть при посторонних было неудобно, а в гостиной, кроме Туранова и Немесова, находилась еще жена Немесова, Виктория, – женщина удивительной красоты и изящества. На ней светло-бежевое приталенное платье, дизайнерское, с ювелирным вырезом – но строгое. Крупные черные жемчужины – гири на подвесках – загарпунили уши. Ожерелье цепью пережало горло.
У нее были интересные духи: древесно-пудровые; в сердце – корица, а в базе – мягкие пачули. Теплый и обволакивающий аромат, терпко-сладкий – как гречишный мед. К Виктории хотелось приблизиться и навеки угнездиться рядом. Однако запаху не хватало харизмы – ему, как и самой Виктории, чего-то не доставало…
Виктория едва заметно улыбалась и задумчиво смотрела себе на руки. Она положила их на колени, а те – перехлестнула. На безымянном пальце, как пойманная звезда, сиял шести-каратный бриллиант.
Туранов таких, как Виктория, навидался: личность ведомая, несамостоятельная, слабая. В голове кот наплакал, храбрости и уверенности нуль – но зато красоты хоть отбавляй. Такие только и цепляются за свою внешность – да и то до поры до времени, пока мужское внимание не переметнется на более молодых и холеных. Туранов был убежден, что за личико Виктории прощали многое. Надо лишь улыбаться, как сейчас, ходить паинькой – и делать, что ей велят.
Впрочем, на Викторию Туранов неосознанно переводил раздражение с неуступчивого Немесова. Вдобавок Вика была на несколько сантиметров выше – и Туранова это напрягало. Он любил власть и не терпел женщин, которые взирали сверху.
– Евгений, вы знаете, сколько морщин на лице Ивана Грозного? – вдруг спросил Немесов.
– Сколько… морщин? – нахмурился Туранов. – Вы про что?
– Я про вашу впечатляющую коллекцию портретов российских монархов, – повернулся к нему Немесов. – Я спросил вас, знаете ли вы, сколько морщинок на лице вашего Ивана Грозного?
– Не имею ни малейшего понятия.
– Девять. Всего девять маленьких… Завидное хладнокровие для правителя, вы так не считаете?
Туранов не ответил. Благодаря отцу, который был и остается школьным историком, Туранов крепко зубрил историю в юности. Однако теперь он помнил немногое.
Он мог отличить физиономию Ивана Грозного от, допустим, Петра Первого или Екатерины… Или запросто расскажет пару анекдотов про Сталина. Но конкретно про Грозного Туранов знал лишь то, что так его прозвали за «справедливые и суровые решения». Однако каковы они – он напрочь забыл…
В целом замшелыми древностями Туранов не интересовался. Коллекция монархов на парадной стене показывала не его страсть к прошлому или генеалогическим линиям Романовых и Рюриковичей. Она являла его приверженность России-матушке и, что важнее, верноподданническую любовь к царям…
Это должно было прояснить, что он «свой» для головы, – и пропустить через фильтр.
В наступившем молчании Туранова озарило, что Немесов с присущей дипломатам уклончивостью количеством морщинок намекал на вес «тортика»…
Руки опустились: девять – это многовато даже для него. Он не рассчитывал, что «сладости» ныне такие увесистые.
И Туранов решил поторговаться.
– Петр Степанович, а как насчет… пяти? – задумчиво произнес он.
Немесов недоуменно обернулся.
– Пяти? О чем вы, Евгений?
– Да-а-а, – протянул Туранов. – Я вижу там пять морщин.
Немесов оглянулся на грозного Ивана, достал из нагрудного кармана платок – и бегло протер очки. Снова посмотрел.
– Ровно девять, я не ошибаюсь в цифрах.
– Ну хорошо, – быстро согласился Туранов. – А если все-таки, допустим, их там шесть?..
Немесов раздражился.
– Евгений, вы, пожалуйста, подойдите да сами посчитайте. Их девять, ни больше ни меньше.
– Петр Степанович, у меня прекрасное зрение. Их шесть с половиной!..
Тут Немесов понял, что Туранов торгуется, – и раздосадовано отвернулся.
Он не хотел связываться с Турановым ни за шесть, ни за шестнадцать, ни даже за шестьсот. За сегодняшний день Туранов его невероятно достал.
До самого вечера Немесов решал накопившиеся в городе N дела и проводил разведку – он ежегодно обновлял информацию на местах. В основном он встречался с региональной элитой. Новым знакомым Немесов дарил позолоченную визитку фирмы, а старым вручал новогодние подарки. Презенты были двух типов: автомобильный цифровой козырек, который затемнял лишь ту область, на которую смотрит водитель; и умная пижама, которая мониторила здоровье тела.
Но куда бы Немесов ни пошел – там уже ошивался Туранов. Под предлогом «день выхода в народ, личная инспекция» он следовал за Немесовым по пятам. Вдобавок большинство людей, с кем беседовал Немесов, вдруг неохотно и невпопад припоминали прекрасного человека, «своего» в доску, лучшего налоговика из всех, кого они знали, – Евгения Туранова.
Про него Немесову рассказали разные, зачастую противоречивые байки. Что будто бы у Туранова шесть татуировок – все звериные, с крестами. Слухи веют: он вор в законе, долго сидел и на брудершафт в блатной сфере.. Заявляли, что Туранову прочили стать знаменитым на весь мир пианистом, похлеще Рахманинова. Однако он повредил руку в поединке с якобы подосланным к нему «монахом» из харбинской триады. Убеждали, что Туранов – потомок древнего рода, вроде бы даже магического. И качали головами: точно есть в нем что-то чудаковатое и мистическое. Часто поступает нерационально – но никогда не ошибается. Говорят, видит будущее…
Немесов слушал – да потирал очки.
Еще Туранов – приверженец одной занимательной теории, которую он лично рассказал Немесову, когда они «случайно» столкнулись в туалете.
– Народ наш, Петр Степанович, тупой как пробка, – расстегивая ширинку, начал Туранов. – Но он не виноват! Генетика – подлюка!..
