Кроме того, Рихтер участвовала в обнаружении педофильской глобальной сети. Сервера находились в земле Северный Рейн-Вестфалия, на западе Германии. Тридцать тысяч интернет-юзеров делились детским порно – и консультировали друг друга в очень специфичных вопросах.
Чем усыплять ребенка?
Как безопасно торговать?
Как не оставлять зацепок?
На сайте можно было договориться – и на недельку-две обменяться детьми. Ведь одного и того же малыша годами насиловать скучно – почему бы не махнуться?..
Там же уславливались о групповых изнасилованиях. На подобных встречах между педофилами образовывались приятельские и плодотворные связи. Пока один из них «занимался» ребенком, остальные общались и подбадривали друг друга.
Групповое насилие сближает…
Наиболее категорично они были настроены в отношении тех, кто подавлял свои сексуальные склонности. Эти люди, по их мнению, шли против своего естества…
В результате следователи спасли более четырех сотен детей. К сожалению, большинство педофилов осталось на свободе…
Преследуя насильников, Элизе стремилась загладить вину своей матери.
В 60-х в ФРГ пересмотрели законодательство касательно нетрадиционных сексуальных связей. Немцы стали гораздо мягче относиться к гомосексуалам и… даже к педофилам. Начали проводить эксперименты.
Одним из них руководил Ханс-Юрген Бентл – известный в те времена педагог, психолог и сексолог. Бентл всей душой был за узаконивание педофилии. При содействии властей – и конкретно матери Рихтер – с 1968 года он находил беспризорных пацанов – и отсылал их на воспитание к педофилам.
В основном это были кореша и знакомые Бентла, из профессорской и ученой среды…
За то, что педофилы избивали и насиловали детей, – государство выплачивало им пособие…
Бентл был рад, что мальчиков истязали – ведь таким образом, по его мнению, высвобождалась их сексуальная энергия… Он поощрял педофилов как можно чаще «раскрепощать малюток».
Двое участников эксперимента лично Элизе рассказали о тяжелой жизни с опекунами. Одного пацана насиловали с пяти лет – в течение тринадцати лет… При виде мужчин с такой же прической, как у его попечителя, – у парня до сих пор возникают панические атаки…
Служба в «Берге» имела непомерную психологическую нагрузку. В итоге, даже несмотря на помощь психолога, Элизе почувствовала, что уже не справляется.
Ее пугали многоквартирные дома. Она смотрела в окна – и представляла, как там, в темноте, за занавесками, происходит то, что она ежедневно видела с рабочих мониторов.
Окна – как желтые бездны. В каждом – террор и бесчеловечность.
Страх и боль.
Это не здания кругом, а многоглазые чудовища…
Она попросила перевода в другой отдел.
Самое худшее в «Берге» – не ежедневно наблюдать проникновение в ребенка. Гораздо тяжелее – видеть, как насилие продолжается, и понимать, что ты ничего не можешь с этим поделать.
Рихтер на всю жизнь запомнила серию фотографий, на которых насиловали одну и туже же девочку. На первых фотках ей шесть лет, на последних – шестнадцать.
Все эти годы ей никто не мог помочь.
И еще Рихтер угнетало понимание, что это происходит во всем мире. Просто в Германии спецслужбы настолько прокачены, что педофилов хоть как-то ловят…
А что происходит там – в развивающихся странах?..
Рихтер до сих пор не восстановилась. Похищение Кости и Тимура она мгновенно связала с педофилами.
Теперь они мерещились ей везде.
Следующие пять минут они ехали молча. Костя сидел позади Рихтер, Тимур – рядом с Костей. Оба осваивались в обстановке.
Полицейское авто практически ничем не отличалось от обычного. Два зеркала заднего вида – для водителя и напарника. Вместо радио – рация: прямоугольная штуковина со здоровенной красной клавишей и небольшим экраном.
Тангента не такая, какую они привыкли видеть в кино – черный микрофон в форме капли на винтообразном кабеле. Тут она напоминала смесь телевизионного пульта со множеством разноцветных кнопок – и трубки советского дискового телефона.
В машине пахло кожей, сиделось удобно. Полицейская вела уверенно.
Костю и Тимура впервые с момента пробуждения охватило чувство комфорта и защищенности.
– А что с нами теперь будет? – спросил Тимур.
Не дождавшись перевода, он ткнул Костю в бок и кивнул на Рихтер.
– А. Да, что с нами будет? – сказал Костя на немецком.
– Все будет хорошо. – Элизе глянула на них в зеркальце заднего вида. – Теперь вы в безопасности.
Тимур кивнул. Дальше он спрашивал – а Костя туда-сюда переводил.
– Скажите, а какое сегодня число?
– Сегодня шестое января.
Тимур задумчиво почесал синюю щеку.
– Ясно… А что это за город? Мы в Германии?
– Да. Вы находитесь в Штутгарте. Это запад Германии.
Тимур качнул головой и грустно посмотрел в окно.
По стеклу стремительно проносились деревья, столбы и пятиэтажные здания. Смеркалось. Люди возвращались домой.
Затем с серьезным видом Тимур повернулся и спросил:
– А почему такие красотки выбирают профессию полицейского?..
– А почему такие красо… – Костя вовремя остановился. – Я не буду этого спрашивать.
– Да ладно тебе.
– Ты с дуба рухнул?
– Зануда, – Тимур улыбнулся.
У него была на редкость добрая и приятная улыбка, очень светлая. Костя подумал, что раньше, возможно, они в самом деле дружили.
– Тогда узнай, вернут ли нас в Россию. И можно ли позвонить из участка родственникам?
– Пока сложно сказать, – переключая передачу, ответила Рихтер. – А позвонить – можно. Даже нужно.
Вопросы у Тимура закончились – он снова уткнулся в стекло. Костя же опять принялся разглядывать свои ладони, мозоли и линии.
Родственники… Сестра Алисия…
Прошлое врывалось в его жизнь медленно, но верно – и теперь маячило на горизонте. Минут через тридцать он услышит голоса своих близких…
Если его похитили – то, скорее всего, они волнуются?
Как звучит голос мамы? А папы?
Алисии?..
Наверняка они будут счастливы, что он нашелся.
Однако в ответ на энтузиазм и слезы радости – Костя признается, что совсем их не помнит. Что родители ему – как чужие люди.
Возможно, они не поверят и нервно засмеются. А потом начнут рассказывать какие-нибудь эпизоды и детали из его жизни.
