Мама искала, обходила все закутки и спрашивала: «Ну что, Томас, холодно?» А он все весело отвечал: «Тепло! Тепло!» – даже когда был смертельный дубак…
Внезапно из битумной тучки выстрелил и заскользил по жилистому небу белый аист – красивый и гордый. За ним, пытаясь поспеть, выпорхнула серая утка.
Томас впился в них взглядом.
В отличие от Эдварда, его не усыновили. В Воспитательном работали по принципу: развивай лучших, наплюй на остальных – и если ты не принадлежал к группе с высоким ай-кью или не выделялся фантастической внешностью, то до тебя никому не было дела.
Адоптировали только умных и привлекательных – и, главное, малышей до двух лет. С самого начала Томасу была уготована только одна стезя – на дно.
// В айсе не усыновляют детей после двух лет.
Среди тех, кто не находился в топе списка на адоптирование, шла борьба за пропитание. Буквально – дети тренировались полуголодные.
«Айса» растила бойцов – и мотивацию сражаться она прививала на базовых потребностях с самых пеленок.
Хочешь больше порцию? жаждешь лишний стакан молока? – победи в дохё. Пробеги всех быстрее. Отожмись или подтянись на высший норматив. Сдай на отлично начальные курсы биологии и химии.
Или – отбери еду у товарища.
В Воспитательном не было даже подобия Кодекса, который бы регулировал отношения между молодыми айсайцами.
Комплекцией и характером Томас не блистал. Он рос тощим и хрупким, похожим на цветочный стебелек, а по душе – неуверенным и скромным. В итоге он числился среди тех вечно голодных астеников, которых каждая более-менее крепкая девчонка клала в дохё на лопатки.
И именно тогда ему в голову вбили идею, что он от рождения слабый и не умеет правильно поступить.
И что есть те, кто по природе сильный и умеет.
Эту полярность Томас до сих пор видит как основу всех взаимоотношений в обществе и мире.
// Система воспитания айсы ломает психику детей.
Белый аист вальяжно и неторопливо взмахивал черными крыльями, иногда переходя в парение, – он летел как отдыхал.
Утка работала перьями в два раза чаще, покрякивала от усилий и обливалась потом. Они были в паре – белый аист и серый задохлик.
Его крестный – великий декучфак Роберт Вен – в обучение не вмешивался. Дело в том, что директор Центра постоянно использовал Крещение в политических целях. И в случае Томаса это был способ унизить Вена.
Одно дело крестить, а затем патронировать талантливого и многообещающего айсайца. И совсем другое – отсталого и убогого, как Томас, которому один путь – в хозфак.
Роберт Вен в воспитание Томаса никогда не влезал, а Крещение постарался забыть как неприятный факт жизни. Он давно вычеркнул «сына» из памяти – однако самому Томасу было чрезвычайно лестно, что его «опекал» такой выдающийся айсаец.
// В айсе крестные не заботятся о своих крестниках.
Слез в «Айсе» не терпели – это на горьком опыте дети понимали еще в Воспитательном.
В акациях его травили от скуки и безделья. Каждое издевательство впечаталось в Томаса клеймом, как от раскаленной кочерги: он помнил, кто что и когда ему сделал.
Он и рад бы отпустить – но не получалось.
Со временем Томас решил, что его незавидное житие – это справедливое положение вещей. Так он пытался оправдать свою подчиненную роль.
Он начал принимать травлю как должное: он слаб, они сильные. Они могут – а ему нужно смиренно терпеть.
Томас окончательно это понял, когда после отбоя случился один эпизод.
В ночном небе зажглась точка – и все младшеклассники с чего-то взяли, что над Уа зависло НЛО.
Суета и суматоха, как на базаре, – все стояли перед окном, толкались, веселились и спорили.
Один лишь Томас замер позади, отдельно от всех – но он тоже чувствовал себя частью кутерьмы.
Ему улыбались, с ним шутили, махали рукой – звали присоединиться. И Томас был откровенно сбит с толку.
Он все думал: ну как так можно – и смеяться вместе с ним, и издеваться над ним?
Ну как в голове у них это укладывается?..
И вот тогда снизошло на него озарение.
Он все равно часть целого. Он не лишний – а один из них.
Просто кто-то должен находиться внизу.
Иерархия строится на том, что верхи изводят низы. Следовательно, всегда был, есть и будет тот, над кем глумятся – и это, к несчастью, он, Томас.
Это его роль и место в жизни – такие дела…
Юный Томас принял это – и подошел к остальным.
// В айсе жертва насилия принимает свое положение как должное.
Вдруг тучка заискрилась, шумно загрозилась – и погналась за птицами.
Учился Томас скверно – и поэтому только в двадцать два с грехом пополам сдал экзамены и Испытание.
Он уже намеревался идти в хозяйственный факультет – завоевывать отдел канцтоваров или туалетных принадлежностей. Однако на Испытании его заприметил Бах – один из самых сильных и лучших, экстерн из элиты.
Умеющий делать правильно.
Томас не смог ему отказать – хотя работа умиротворителя страшила его своей сложностью.
И наконец-то сейчас, три года спустя, – Томас впервые возвращался домой…
Утка оглянулась и закрякала громче. Замахала крыльями так, что они начали расплываться, как лопасти пропеллера.
А вот аисту было срать, что тучка их догоняет. Со стороны казалось, что он летел не от чего-то, а куда-то – и в отличие от утки, знал цель их скитаний.
Уа пугал – и Томас определенно не хотел ехать в Центр. Наоборот, руки чесались – настолько, что он соблазнялся на сумасбродные действия, – отринуть все и сбежать…
Но – куда?
К Мариле?..
Это осознание кинуло его в лихорадку. Томас задрожал сильнее.
Когда он уезжал с Уа, он чрезвычайно не желал его покидать. Он смиренно покорился воле сильного и знающего – Эдварда. А сейчас, получается, нынешний Томас – совсем не тот, что прежде!
Он готов был бросить Эдварду вызов! Ведь тому определенно не понравится, если Томас пошлет все к чертям и убежит – от него, от «Айсы», от своей судьбы…
Что же в нем изменилось за это время?
Утка верила, что аист знает, куда летит.
Утка – стайная птица, однако стая ее не приняла. Поэтому она и прибилась к благородному белому аисту.
// В айсе не думают.
Томас думал – впервые за вереницу лет он размышлял о подобных вещах самостоятельно. Обычно он спрашивал совета у умного и сильного Эдварда – и просто делал, как ему велели.
