Взглянула на Мадана, который так и стоял, прислонившись к стене, тяжело дыша. Мне не нравился его мокрый лоб и лихорадочный блеск в глазах.
— Я в порядке, слегка ногу зацепил об арматуру наверху — болит немного, а так все отлично, — кивнул и потрепал меня по щеке, — когда ты рядом, я всегда в полном порядке.
— Все чисто, Нео. Там дальше — холл, и мы у цели.
Пока мы бежали по узкому коридору, я бросала на брата тревожные взгляды, но он двигался очень быстро и ловко, в отличие того же Коула после заражения, может, это реакция на шок? Но Мадан Райс побывал и не в таких переделках. На какое-то время я успокоилась, и все внимание на себя отвлекло передвижение по открытому холлу, куда в любой момент могли выскочить твари. И они выскочили, а точнее, пошатываясь и волоча ноги, вышли нам навстречу из комнаты с надписью "кладовая". Теперь я уже точно знала, что означает "мммсссммм" — это призыв к нападению. Одна тварь видит добычу и зовет других. Они, мать их, не жадные. Мы побежали что есть мочи в сторону второго коридора, возле которого был тот самый люк, ведущий обратно в подвал. Уже у люка Мад вдруг споткнулся и упал на колени, а я бросилась к нему, хватая под руки — весь взмок, и задыхается, как после пробежки.
— Давай. Быстрее, — заорала я и потянула его на себя, помогая встать и запрещая себе о чем-то думать. Он просто ранен. Он же сказал. Почему я должна ему не верить? Рик подвинул крышку люка в сторону и спрыгнул вниз, я потянула Мадана, помогая ему спуститься, и спрыгнула сама. Нащупала на стене тот самый дисплей, и люк медленно закрылся, с хрустом сдавливая головы тварей, заливая синей жидкостью стены. Тут же включилась система безопасности склада, и замигали лазерные лучи по полу. Придерживая Мадана и перекинув его руку себе через плечи, повела к матрасам, сброшенным в кучу у стеллажей, помогая ему на них опуститься.
— Я посмотрю твою рану. Где тебя зацепило? Наверное, на лестнице, да? Я видела там несколько торчащих штырей с арматуры после взрыва. Ты напоролся на один из них?
— Най…
— Я промою рану и зашью. Здесь ведь должны быть антибиотики. Я видела в прошлый раз и…
— Най, посмотри на меня.
Я не хотела на него смотреть. Я ничего не хотела слышать.
— Конечно, я не врач, но справлюсь.
— Это не арматура и не ранение, это меты.
Не слушать, ничего не слушать, рыться в ящиках, доставая вату и бинты дрожащими руками, шприцы с ампулами антибиотика и обезболивающее.
— Вот видишь, здесь все есть.
Вернулась к нему с лекарствами, а глаза его не видят, перед ними пелена туманная, а за этой пеленой вовсе не этот подвал, а наш мыс, где мы рвем цветы раона и он кружит меня на руках.
— Положи это все. Побудь со мной, Бабочка. Побудь со мной, пока не началось.
Рик стоял над нами, и я видела его тень на полу, но не смотрела на него, я смотрела на Мадана, и мне казалось, он говорит сквозь вату, и его лицо размазано, как неудачный рисунок акварелью. Неправильный рисунок. Я не хочу его. Я хочу оказаться не здесь. Я хочу открыть глаза и проснуться. Пусть даже в какой-нибудь вонючей яме на свалке, только не здесь и не сейчас.
— Я промою рану, и мы уйдем отсюда. — слышу свой голос, он что-то говорит, что-то странное, а не смеется, пока брат несет меня ко рву с дождевой водой, а синие цветы ложатся нам под ноги, — Я вколю тебе обезболивающее, и у тебя появятся силы, чтобы уйти.
Потянулась к его ноге, доставая нож, чтобы вспороть ткань чуть ниже бедра. Штанина пропиталась кровью, но из-за того, что его брюки были черными, я не заметила там, наверху.
Брат перехватил мои руки. Боже. Какие горячие у него ладони — кипяток.
— Я не могу пойти с вами. Вы пойдете одни. Вы взорвете гребаный лаз и завершите начатое.
Я его не слушала, не хотела слышать. Разодрала штанину и надрывно застонала, когда увидела рваную рану до кости, которая почернела по краям и уже не кровоточила, от нее по коже разошлись тонкие полосы, как сетка вздувшихся посеревших вен. Когда намочила вату спиртом, Мадан снова схватил меня за руки и потянул на себя.
— Побудь со мной, любимая. У меня мало времени. Иди ко мне. Не трать его на ерунду. Мне не помогут ни промывания, ни антибиотики, и мы оба об этом знаем.
Резко привлек к себе, а я впилась негнущимися пальцами в воротник его рубашки, с ужасом слыша, как его сердце то бешено колотится, то почти замирает. Действие вируса то сужает, то сильно расширяет сосуды. Скоро они начнут лопаться, и тогда все тело покроется вот такой сеткой вен.
— Рик, уводи ее наружу. — прохрипел Мад, — Мне оставь пару лимонок. Я утяну за собой несколько тварей, прежде чем сдохнуть.
Попытался оторвать меня от себя, но я впилась в него намертво.
— Никуда не пойду. Не оставлю тебя.
— Пойдешь… пойдешь. — гладит меня по волосам и кусает свои губы. Ему больно. Я вижу. Я это чувствую сама, кожей, сердцем, потому что мне больно вместе с ним.
— Нееет, — очень тихо, каким-то протяжным воем, сильнее сжимая пальцы на его рубашке, — с тобой хочу. Твоя жизнь — моя жизнь.
Гладит меня очень горячими ладонями по голове.
— Нет, маленькая. Твоя жизнь больше не моя, она принадлежит Дане. Ты должна… ее найти.
Я зажмурилась и почувствовала, как слезы разъедают мне глаза, а грудную клетку, прожигают дыры на сердце поверх старых ран. И я вряд ли выдержу эту пытку. У меня нет сил. Я больше не смогу.
— Ты мне обещаааал. Ты мне обещал, что мы уйдем. Ты мне слооовооо дал. Мадан.
— Знаю, девочка. Дал. И не сдержал. Я старался. Прости меня.
У него такой голос спокойный. А у меня внутри все корчится. Я вздохнуть не могу от боли. Меня трясет так же, как и его. Внутри ярость полыхает. Адская отчаянная ярость. Приподнялась и ударила его по груди и тут же пожалела об этом, потому что он невольно дернулся. Джен говорил, что зараженные испытывают дикую боль во всем теле. Вирус разъедает им внутренности, и они разлагаются живьем.
— Ты пойдешь со мной, — простонала я, заглядывая ему в глаза, — Ты это сделаешь. Ты пойдешь со мной. Мы найдем вакцину… она ведь должна быть. Должнаааааааа, — срываюсь в истерику и тут же глажу его лицо, — пожалуйста, любимый, вставай. Пошли отсюда.
Он отрицательно качает головой, и я вижу, как сильно его лихорадит, как стучат зубы и пот течет по вискам. Трогаю лоб и в ужасе одергиваю руку — он весь горит.
— Я уже не встану, Най. Я почти не чувствую ног, — гладит меня по лицу, трогает мои брови и глаза, — какая ты красивая. Я когда-нибудь говорил тебе, какая ты у меня красивая?
— Нееет. Не надо. Не смей мне это сейчас говорить. Не надо, пожалуйста. Только не сейчас. Не сегодня.
— Уходи, Найса. Уходи с Риком. Времени слишком мало.
Целую его виски, вдыхая запах и чувствуя, как меня разрывает от этой агонии.
