— Пусть идет один. Пусть идет и скажет им не взрывать, а ждать нас. Я вытащу тебя отсюда.
— У нас десять минут, — глухо сказал Рик, и я наконец-то смогла на него посмотреть — бледный со сжатыми губами, — надо уходить.
— Иди сам.
— Я не могу нарушить инструкции, я буду должен взорвать люк.
— Значит, сделаешь, что должен. Иди.
— Бляяядь какая же адская боль. Уходиии, Най. Не смотри на это.
Повернулась к Мадану, его глаза закатились, и тело начало дергаться в конвульсиях. Схватила шприц, набрала полную ампулу антибиотика и вколола ему в вену на сгибе локтя, а после еще и лошадиную дозу обезболивающего.
Хаотично глажу его по голове, по шее, по плечам, не чувствуя, как у самой ручьем катятся слезы и капают ему на грудь, впитываясь в черное сукно рубашки.
— Сейчас станет легче. Не будет так больно. Должно помочь. Обязательно.
Постепенно судороги начали стихать, и Мадан медленно приоткрыл глаза. Такие яркие. Такие невыносимо зеленые.
— Упрямая девочка, — едва шевеля губами, — а ведь тебе придется уйти, и ты это знаешь.
— Нет. Я заберу тебя отсюда.
Смотрит мне в глаза и улыбается.
— Не заберешь, Най. Оно отвоевывает меня по куску. Я чувствую эту суку внутри себя. И я не позволю притащить это в лагерь к женщинам и детям. Слышишь?
Нет. Мне плевать. На всех плевать. Я хочу остаться с ним здесь и умереть рядом. Я не хочу туда без него, не хочу и не могу.
— Выживи и найди ее. Сделай это ради меня, Бабочка. Сделай это сама. Найди нашу малышку. Посмотри на меня… да… вот так, мне в глаза. Все правильно сейчас. Очень больно, но правильно. Ты же знаешь, да?
— Нееет, — стону в его губы, дрожа от слез, целуя его мокрые от испарины щеки, — не правильно. Ни черта не правильно. Я не смогу без тебя. Не бросай меня, Мадан. Ты ведь так хотел увидеть нашу дочь, ты хотел… ты обещал.
Его тело выгнулось дугой, и он снова закатил глаза, а я прижалась к нему, покрывая поцелуями лицо и глаза, сжимая пальцами за плечи.
— Хотел, — хрипло шепчет, а я вздрагиваю от звука его голоса, — очень хотел. Я мечтал об этом, Най. Мечтал, как увезу тебя далеко, где никто не узнает кто мы… мечтал, что смогу открыто любить тебя. Пообещай, что найдешь ее и будешь счастлива? Пообещай мне, Найсаааа.
Он прощается со мной, а мне кажется, я с ума схожу, у меня пальцы свело, и я не могу его выпустить из объятий.
— Никогда без тебя… никогда.
Смотрит мне в глаза. То в один, то в другой.
— Рик ждет тебя, отпусти меня и иди. Скоро станет опасно рядом со мной.
Я отрицательно качаю головой и сжимаю его запястья, сплетаю пальцы с его пальцами.
— Не могу. Я не уйду. Я буду с тобой до самого конца, а потом…
— НЕТ. Можешь. Ради нашей девочки можешь и сделаешь. Помоги мне подняться и подтащи меня к люку. Я взорву здесь все на хрен вместе с десятком тварей. Или хочешь застрелить меня, когда я стану одним из них? Сможешь? Бросим нашу дочь на произвол судьбы? Ради этого я гнил на острове? Ради того, чтобы ты все испортила? Тогда оставайся. Оставайся, черт тебя раздери. Умрем двумя бессмысленными кусками мяса.
Он знал, что не смогу в него выстрелить. Видел по моим глазам. Всегда знал меня лучше меня самой. Скорей бы пустила пулю себе в висок, чем выстрелила в него. Знал даже тогда, когда наставляла на него оружие и грозилась спустить курок. Знал, что люблю его до безумия.
— Как же я ненавижу тебя, Мадан Райс. Ты опять оставляешь меня одну. Ты опять мне солгал. Проклятый предатель.
— Дааа, вот так, маленькая. Прокляни меня. Прокляни только живи, Най. Живи, моя девочка, — целует мои щеки, и я уже не знаю, это его пот такой соленый или он плачет вместе со мной.
Он хотел подняться, но ему не хватало сил, и я потянула брата за руку на себя, помогая встать с матраса, чувствуя, как он все еще борется с заражением, как пытается устоять на ногах.
— Прости меня, — прижал вдруг мои руки к своим губам, и в этот момент по его лицу пробежала судорога, а в зрачках мелькнул неоновый блеск, от которого вздрогнула и я, — Все. Уходи.
Толкнул меня с такой силой, что я отлетела назад, врезаясь в стеллажи и сметая на пол какие-то банки, с треском разлетевшиеся на части брызгами стекла.
— Убирайся. Я чувствую, как оно подходит. Уходи, мать твою, Найса. Пошла вон отсюда сейчас. Дашь знать, когда выйдешь. ВОН. Это приказ.
— Плевать на твои приказы, — подошла к нему, обхватила лицо руками и хотела прижаться губами к губам, но он увернулся и оттолкнул меня снова.
— Уходиии.
Попятилась назад ко второму люку, глядя ему в глаза, видя, как кривится его лицо и сжимаются челюсти. Заорал так громко, что затряслись стены. Отчаянно громко, оглушительно настолько, что я сама зажмурилась и застонала чувствуя, как все разрывается внутри от боли, как от нее жжет все тело, разъедает живьем, и я задыхаюсь от этой пытки. Сама не понимаю, как деру свое горло ногтями, пытаясь унять эту адскую боль.
— Ты обязана жить. Обязанаааа. Ты должна мне жизнь, Найса. Должна. Слышишь? Должнааааааа… будь я проклят, но ты должна. Мне. Матери моей. Отцу. И еще тридцати… тем, кого я обрек на смерть ради тебя. ТЫ ИМ ДОЛЖНА. Дочке нашей должна. Права у тебя нет умереть.
Спрыгнула вниз, не видя ничего перед собой, шатаясь, как пьяная. Впереди маячит дневной свет, а я… мне кажется, я иду бесконечно долго и в то же время слишком быстро. Трещит рация на поясе, и я слышу его голос, сползая по сырой земляной стене тоннеля, впиваясь дрожащими пальцами в кусок говорящего пластика.
— Вышла?
— Да.
— Лжешь. Вставай и выходи отсюда… я скоро. Давай, Найса. Ради меня. Прошу тебя. Давай же, черт тебя раздери… я уже не чувствую рук, я не смогу. Я не хочу стать одним из них… не хочу, Най. Уходииии.
Рванула к выходу, слепая и немая. Удерживая рацию обеими руками.
— Вышла?
— Да, — всхлипнула и рухнула на колени у ног ожидающих меня на выходе парней.
— Я люблю тебя, Бабочка. П***ц, как я тебя люблю.
— Подожди. Еще немножко. Пару слов. Пожалууууйстаааа.
Рация смолкла. Я трясла ее, сжимая в руках… била ею о землю, кричала, чтоб отозвался, а потом раздался взрыв, и я уткнулась лицом в этот проклятый кусок пластмассы, из которого слышала его голос последний раз, чувствуя, как дрожит все вокруг от взрывной волны. И кто-то воет рядом словно ветер в проводах или кронах деревьев… вой становится громче. Нарастает, перетекая в нечеловеческий крик… и сама не понимаю, что это кричу я его имя.
Меня оттаскивают от тоннеля, а я рвусь обратно, царапаясь и, обезумев, пытаясь вырваться из удерживающих меня рук. Пока не раздался еще один взрыв, и перед моими глазами взметнулось вверх пламя, и комья земли полетели в разные стороны.
