На светофоре Максим притормозил, дожидаясь зеленого сигнала.
– Твой печальный вид меня убивает, – то ли высказал претензию, то ли поделился чувствами.
– Какой есть, – продолжала смотреть в окно. Всё чаще причиной моего “печального вида” служил сам Максим.
– Если дело в нас…
Он явно собирался выяснять отношения, только я была не настроена его слушать. Надоело всё.
– Дело в празднике, – заставила его замолчать. Конечно же он ничего не понял и растерянно смотрел на меня. – Вон люди гуляют, веселятся, – ткнула пальцем в стекло, указывая на улицу. – А я здесь … с тобой… – Я задыхалась от злости. Снова врезала бы Максиму по носу, только в этот раз сознательно. – Ты украл мой Новый год! – обиженно прокричала ему прямо в лицо. – Ты Гринч! – вспомнила персонажа из детского фильма, которым засматривалась в детстве.
Судя по лицу, Максим понятия не имел, кто это. Но ему было достаточно моего обвинительного тона, чтобы тоже вспылить.
– Хочешь веселья? – бросил грубо и с претензией. – Я устрою тебе праздник! – и на сменившийся свет светофора вместо того, чтобы поехать прямо, как должен был, он пересек сплошную и развернулся, кардинально меняя маршрут.
– Не нужен мне от тебя праздник! – напрасно он думал, что пара красивых жестов исправят положение. Момент упущен, время назад не отмотать.
– Нет, детка, оторвемся по полной, – буквально угрожал, что от развлечений мне не отвертеться. – Наешься вдоволь сладостей, напьешься глинтвейна и отобьешь свою чудесную попку об лед на катке, – звучали обещания “страшных пыток”.
– Я не умею кататься на коньках! – гневно возмутилась.
– Я научу! – рыкнул, как дикий медведь.
– И купишь светящиеся рожки! – обнаглев, потребовала я. Умирать так с музыкой.
– Куплю! – как очередная угроза.
Будто бы разозлившись, я снова отвернулась к окну, чтобы Максим не видел мою довольную улыбку: его план увеселительных мероприятий меня вполне устраивал.
***
Как только мы окунулись в праздничную атмосферу, моя напускная обида окончательно рассеялась. Не могла сдерживать эмоции от вида огромной нарядной елки; растянутых над головами праздничных флажков; мерцающих гирлянд вдоль аллей; искрящихся бенгальских огней в руках у снующих вокруг детей; аромата выпечки, витающей в воздухе.
Первым делом я потащила Максима к торговым рядам. Скупала всякую ерунду, начав, конечно, с обещанных рожек. Даже попыталась убедить и Максима выбрать себе что-нибудь ради шутки, но он держался циничным взрослым, который безвозвратно утратил веру в чудеса.
– Я начинаю подозревать, что ты ненавидишь Новый год, – сменила очередной ободок и продемонстрировала свой новый образ. Выражение лица Максима осталось беспристрастным, но уголки губ дрогнули в слабой улыбке. Все-таки он не безнадежен, и если постараться можно растопить его сердце.
Когда с выбором украшения было покончено и мою голову увенчали оленьи рога, Максим повел меня к уличным лавкам, где угощали горячим напитками и разнообразными лакомствами. Согревающий пряный глинтвейн и тающая во рту нежная выпечка придавали этому вечеру незабываемое очарование. А разворачивающиеся то тут, то там тематические сценки, разыгранные актерами в красочных костюмах, создавали неповторимое ощущение волшебной сказки. Только Максим отказывался веселится, выполняя роль ментора, что безучастно следил, чтобы я была довольна.
– Теперь ты счастлива? – выспрашивал каждые пять минут.
– Нет, – строило кислую мину и отправлялась на поиски новых развлечений.
Только когда мы вышли на каток, у Максима появился интерес ко всему происходящему. Точнее, когда я плюхнулась, как он и предвещал, аккурат на задницу.
– Как ты угадала, что это моя любимая поза в сексе? – насмешливо поинтересовался, когда я попыталась подняться, встав на четвереньки.
– Это же очевидно: ты любишь властвовать и унижать, – с раздражением наблюдала, как он уверенно держался на коньках, кружа вокруг меня. Он обещал учить, а не насмехаться. Когда же до меня дойдет, что Орлову верить нельзя?
– Ты льстишь мне, – Максим затормозил перед самым моим носом и протянул раскрытые ладони. Я схватилась за них, как за спасательный круг, и в следующие мгновение оказалось на ногах. – Перестань постоянно думать о том, как бы не упасть, – крепко перехватил мои предплечья. Точно так же я перехватила его руки. – Повторяй за мной, – потянул за собой, двигаясь спиной вперед.
Я следила за его скользящими движениями и пыталась вторить им. Несколько раз поскользнулась и чуть не растянулась на льду, но Максим удержал меня.
– Похоже, я безнадежна, – печально отметила. Из меня никогда не выйдет великой фигуристки.
– Знаешь, в чем секрет моего успеха в бизнесе? – неожиданный вопрос заставил меня задуматься и двигаться на автопилоте, не концентрируя всё внимание на каждом движении.
Скорее всего секрет в трагедии, что произошла с Мариной и перевернула его жизнь. Максим искал способ заглушить болезненные чувства, которые, мне кажется, даже не осознавал. И нашел его в работе, ведь она съедала все свободное время, не оставляя ни одной свободной минуты, чтобы ощущать бремя вины. Бесконечный побег от самого себя. Но ничего из этого я не произнесла вслух.
– В амбициях? – невинно предположила. Максим посмеялся над моей напускной наивностью.
– Главное не бояться провала, – выдал секрет Полишинеля. – Если он случился, воспринять его как данность. Делаешь выводы и вперед – снова покорять Олимп. Не исключено, что опять сядешь в лужу, только теперь это не пугает, потому что у тебя есть бесценный жизненный опыт.
– Так ты всего-навсего бесстрашный? – утрировала, переводя разговор в игровое русло.
– Я не говорил, что не испытываю страха, – отпустил меня, позволяя самостоятельно прокатиться несколько метров.
– Ура! – всплеснула руками, радуясь самостоятельным шагам, но тут же потеряла равновесие. Но Максим стремительно догнал и не дал упасть. Мы снова вместе медленно заскользили вперед, двигаясь по периметру катка. – И чего боится великий и ужасный господин Орлов? – продолжила прерванный разговор.
– Не обрести покой, – с придыханием раздалось у меня над ухом.
В то момент музыка стихла, яркие огни погасли, а люди исчезли и на всей Земле, казалось, остались только мы вдвоем.
Признание напугало меня, заставило задуматься над тем, насколько сложные и хрупкие механизмы человеческие души. Как же легко их повредить и порой невозможно починить.
Не представляю, сколько времени мы молча кружили на льду, увлеченные друг другом. Лишь звук рассекающих лед лезвий и стук сердца, отдающийся гулким эхом в ушах.
Я беспрекословно следовала советам своего учителя. На радость ему с успехом овладевала искусством фигурного катания. Ни слова похвалы, но я и так чувствовала ее. Во взгляде, в прикосновении, в поцелуе. Множестве поцелуев. Невинных на улице и отчаянных в своем безумии наедине в машине.
