Коснувшаяся его губ кривая ухмылка говорила, что он понял меня.
— Все будет хорошо, родная, — поправил пряди, прилипшие к моему вспотевшему от напряжения лицу.
Дальше все происходило как во сне. Схватки, указания врачей, потуги, подбадривания Кости — и все это по кругу. Скоро уже не осталось сил, но акушерка повторяла, что этот раз последний, что еще чуть-чуть и я смогу отдохнуть.
Я уже готова была отключиться, когда услышала детский крик. Такой звонкий, надрывный. Малыш словно звал именно меня.
— Поздравляю, у вас сын, — как из неоткуда прозвучал чей-то голос.
Впервые мгновения я даже не поняла, что это значит, хотела лишь увидеть свою крошку. Девять месяцев я ощущала его внутри себя, частью себя, а теперь он один-одинёшенек столкнулся с этим миром.
Устало открыла глаза и в тот же миг ребенка положили мне на грудь. Внутри все сжалось от одного взгляда на него: такой крохотный, жмурит глазки, впервые увидев свет, а маленькие пальчики сжаты в кулачок. Осторожно, боясь причинить вред, я обняла его. Не верилось, что он мой, что это мой…
— …сын, — продолжил Костя, читая мои мысли.
Невероятных трудов мне стоило оторвать взгляд от крохи и взглянуть на Костю.
Он тоже как зачарованный наблюдал за первыми минутами жизни нашего сына, и я видела в его глазах слезы. Поначалу я даже испугалась, что он разочарован, так уверенно ожидая девочку.
После нападения я постоянно проходило множество обследований, в том числе УЗИ, но никогда не интересовалась полом ребенка — меня волновало лишь его здоровье. Мне было не важно, девочка это или мальчик.
— Знаю, ты хотел дочь…
— Сын, — не слыша меня, повторил. — Мой сын, — похоже, Косте тоже не верилось в реальность происходящего, но я с облегчением, уловила радость в его голосе. — У меня сын, — повторял на все лады. Потом дотронулся до малыша, едва проводя пальцами по его малюсенькой ручке: — Невероятно…
Я разрывалась между двумя главными мужчинами своей жизни, скользя взглядом то по одному, то по другому. Не могла налюбоваться сыном, и не хотела упустить ни одной Костиной эмоции. Хотела видеть, что он разделяет мои чувства, что так же счастлив, как и я.
— Рита, — Костя коснулся меня поцелуем. — Спасибо, что подарила мне это чудо, — в его глазах стояли слезы. Малыш завозился у меня на груди и громко закричал. И, наверное, это стало отправной точкой. Моментом, когда я окончательно осознала, что стала мамой. От избытка нахлынувших эмоций, я заплакала. Как выяснилось, мы семья тех еще плакс.
22. По-настоящему…(вторая часть)
Сама не заметила, как стала называть и воспринимать нас как семью: Костя, я и маленький Сашенька. После его появления, разглядывая маленькое личико, я сразу решила, что назову его в честь деда — моего отца. Костя не возражал, он понимал, насколько это для меня важно.
— Александр Константинович, — задумчиво произнес Костя, проверяя благозвучие выбранного мной имени. — Мне нравится, — заключил.
Мама была тронута, что внук будет носить имя деда. Мне кажется, в тот момент мы обе отпустили болезненное прошлое: дав имени новую жизнь, мы навсегда связали с ним только светлые воспоминания. Больше «Александр» не ассоциировалось у нас с болью и утратой. Нет, мы не забыли любимого человека, не вычеркнули его за ненадобностью. Постепенно в нашем сознании он трансформировался в «дедушку, на которого так похож Сашенька». Вот так незримо папа теперь был всегда рядом.
Как только Сашенька появился на свет, у него появилась своя армия поклонников в виде бабушек, дедушек, теть и дядь. Я не переставала удивляться, что такая волевая и сдержанная женщина, как Ольга Алексеевна, так разительно переменилась с появлением внука. Она становилась сентиментальной и трогательной, стоило ей взять Сашу на руки. Не представляла, какой матерью она была для Кости и Андрея, но в том, что она стает бабушкой, которая будет неимоверно баловать внука, я не сомневалась.
Если женская часть семьи млела от маленького Саши, то мужская во главе с Андреем заявляла, что «заканчивайте эти свои нежности, из пацана надо вырастить настоящего мужика». Я лишь с улыбкой слушала подобные высказывания. Не представляла, кем будет мой сын, кода вырастит, но на данный момент все, что я хотела, это чтобы он был счастлив. На первых порах это зависело напрямую от меня.
Грудной ребенок требовал постоянного внимания, и, если бы не Костя, который всегда был рядом, не знаю, как бы я справилась. Когда нас выписали, и я вернулась в мамин дом, то обнаружила, что Костя давно обосновался там и уже считает этот дом своим. Я ничего против такого положения дел не имела, даже обрадовалась, что он прямо под боком. Прекрасно понимала, что это не навсегда, только на первых порах, а потом, когда все устаканится, Костя вернется к привычной жизни, а мы с Сашей продолжим свою вдвоем. Правда, от этих мыслей хотелось плакать. Но и тут я находила объективную причину своей грусти — послеродовая депрессия.
Костя снова меня удивил, взяв на себя половину обязанностей по уходу за ребенком. Часто позволял мне отдохнуть, да и просто выспаться утром. Казалось, что ему было только в радость проводить с сыном каждую свободную минуту. Он был чудесным отцом.
Так личные проблемы и недомолвки отошли на второй план, и вся жизнь теперь вращалась вокруг Сашеньки. Наши отношения с Костей стали страннее некуда: мы оставались врозь, но при этом были неразлучны; жили в одной комнате и часто засыпали в объятиях друг друга, но не были любовникам. В этом плане Костя не давил и не проявлял инициативы, порой мне даже становилось обидно, что он больше не видит во мне женщину, а только мать своего ребенка.
Для меня стало неожиданным открытием, что в этих отношениях вдруг я стала эгоисткой, потому что будь моя воля, я бы держала Костю при себе до конца жизни. Не хотела, чтобы он уезжал, чтобы оставлял нас с Сашей. Поэтому мне невероятно тяжело далось решение заговорить с Костей об его отъезде.
Меня беспокоило, что он уже несколько месяцев отсутствует в столице, что никак не занимается развитием и продвижением новых идей, что забросил музыку, в конце концов.
— Не волнуйся об этом, — успокаивал он, — с этим все в порядке.
Не представляла, как могло быть все в порядке, если он уже три месяца сидит безвылазно в провинции и никак не касается музыкальной жизни. Андрей часто повторял, что в медийном бизнесе если не «светить лицом», то тебя быстро забывают.
— Ты не обязан быть здесь и помогать, — давала понять, что он и так достаточно сделал для нас и теперь я вполне справлюсь сама.
— Но я хочу, — заявил. Казалось, еще чуть-чуть и он возмутиться, почему я запрещаю ему это.
Ни в коем случае, не хотела, чтобы он думал, что я гоню его.
— А как же твоя карьера? — вот, что сейчас меня волновало. Не нужны мне были жертвы, к тому же бессмысленные. Наши отношения не станут лучше, если Костя бросит любимое дело. Боюсь, со временем он только возненавидит меня за это.
