Я забрала пакеты с бельем и демонстративно прижала к себе. Ухватилась, как за спасительный буек. Всю дорогу до дома Мартинес не проронил ни слова. Лишь помог мне выйти из эркара и маячил чуть позади, как настоящий конвоир. Я задрала подбородок, прошла мимо «аквариума». Наконец, Мартинес жестом пригласил меня в квартиру:
— Отныне вам запрещается выходить, мисс. До особых распоряжений советника Фирела. Охрана уже предупреждена.
— Прекрасно!
Я услышала писк закрывшейся двери и от досады топнула ногой. Я будто попала в водоворот, и меня бесконечно крутило без возможности как следует вдохнуть. Дрянь за дрянью. Хотелось открыть дверь, наговорить в спину Мартинесу разной обидной ерунды, но я отчаянно понимала, что он не виноват — это его работа. Я виновата сама. Точнее, обстоятельства. Я будто барахталась в паутине, и с каждым рывком запутывалась все сильнее. Липла, вязла. Сейчас снова съедали сомнения.
В последние несколько дней я делала ошибку за ошибкой. Все не так. Если бы я не пошла с Кейт в отель «Факхир»… не было бы проклятой встречи с аль-Зарахом. Все было бы значительно проще. Аскар-хан развращен своим богатством и положением, но может ли он что-то в действительности, как угрожал? Госслужба гарантирует мне определенную неприкосновенность. И самое главное — Фирел. Моя лучшая защита. Он должен нуждаться во мне.
Я решительно пошла к лестнице, яростно зажимая ледяными пальцами ручки пакетов. Процокала по стеклянным ступеням, вошла в «свою» спальню и швырнула покупки на кровать. Сама рухнула следом, не снимая меховую курточку, и просто смотрела в высокий потолок. Только сейчас я вдруг подумала, что это последний шанс. Единственный, как выстрел снайпера. И если промах — все полетит к чертям. Что тогда со мной будет? Вчера — матрас, а завтра это буду я.
Сейчас я жалела, что пошла к консьержке. Трусливо, да. Но в этом случае я бы считала аль-Зараха своей единственной проблемой… Зачем Мартинес солгал? Что можно было искать в моей квартире, если ценности остались нетронутыми? А если все же случайность? Простое хулиганство? Бывают ли такие глупые случайности? Но ведь я не знала наверняка, стоит ли мне еще чего-то опасаться. Прошло шесть лет. Кому нужна глупая перепуганная девчонка? Главное, зачем?
Я посмотрела на часы: 16:25. Даже не заметила, что прошло столько времени. Неудивительно, что меня пытались найти. Я заставила себя подняться, наконец, сняла мех. Главное понять, что значит для Фирела понятие «поздно вечером». Наверняка, не раньше одиннадцати, но готовой нужно быть раньше. На всякий случай.
Я наспех перекусила, заказав, наконец, в ресторане пасту с креветками, и забралась в теплую ванну, поставив на бортик стакан виноградного сока. Я всегда любила сидеть в ванной — в ванной мечтается. Но сейчас было не так. Я просто смотрела в огромное окно и старалась ни о чем не думать. Иначе сойду с ума. Чувствовала себя ящерицей на холодном камне, впадающей в анабиоз: все замедляется, глохнет, перестает иметь значение.
В девять я уже была готова. Крутилась в ванной перед огромным зеркалом, придирчиво разглядывая себя. Не страдая от ложной скромности можно сказать, что я была идеальна. Корсет сидел, как надо, выгодно подчеркивая высокую грудь. Воздушные оборки придавали кокетства. Я была похожа на одну из красавиц далеких веков, когда женщины носили лишь долгополые платья. Хотя… я усмехнулась. Вероятнее всего я походила на шлюху из очень дорогого старинного борделя. В сущности, так и было. Я горела пожаром, порочно-красным. Волосы блестящими платиновыми волнами струились по плечам. Стойкая алая помада идеально довершала образ, аппетитно поблескивая влажным глянцем. Если Фирел останется равнодушным… Эта мысль привела в полнейшую растерянность. Тогда у него в груди нет даже камня. Я раздраженно поджала губы: плевать на сердце — тогда и в штанах ничего нет.
Он не заставил себя ждать. Я услышала писк оставленного на прикроватной полке коммуникатора.
— Мелисса, вы хотели говорить со мной. Я жду вас в кабинете.
Я несколько раз глубоко вдохнула, взяла из органайзера таблетку медила и спрятала за корсажем. На всякий случай. Запахнула короткий шелковый халатик, из-под которого соблазнительно выглядывали подвязки чулок, и решительно вышла из спальной, цокая каблуками.
22
Я остановилась перед дверью, слушая, как отчаянно колотится сердце. Больше не хочу раздумий. Сразу решительно дернула за ручку и вошла.
Фирел сидел за столом с неизменным бокалом виски. В неизменной серой рубашке. Пиджак знакомо валялся в кресле — видимо, это привычка, тоже неизменная. Странная привычка, идущая вразрез с образом консервативного педанта. Впрочем, как и весь его кабинет. Если бы не знала — ни за что бы не поверила, что этот бардак принадлежит Фирелу. Едва я вошла, он бросил ничего не значащий взгляд, и тут же принялся листать какие-то бумаги на столе, подчеркивая пренебрежение. На переносице залегла жесткая складка.
— Добрый вечер, Мелисса, — он не оторвался от листов. — Вы хотели говорить со мной. Я вас слушаю.
Будто ничего не случилось, будто я не стояла перед ним полуголая. Я жадно вглядывалась в его лицо, надеясь уловить хоть что-то, малейшую перемену. Но поиски были тщетны. И я просто молчала, не понимая, что ему сказать. Я впрямь надеялась, что говорить не придется. Мой вид довольно красноречиво и неприкрыто вопил о том, зачем я здесь, но, видимо, кому угодно, только не Фирелу.
Он поднял голову:
— Если вам нечего мне сказать — скажу я. Мне доложили, что вы сегодня отключали коммуникатор. Это правда?
Конечно, коммуникатор! Что же еще может интересовать его в данную минуту. Внутри закипало возмущение. Я мучительно хотела, чтобы он хоть как-то отреагировал. Что уж там, я хотела, чтобы он смотрел на меня так, как аль-Зарах. Чтобы говорил как аль-Зарах. Правда хотела, каким-то порочным женским естеством. Не потому что это моя работа, а потому что это мое желание. Он нравился мне с тех пор, как я увидела его досье. Но только сейчас поняла, насколько. Не могла обозначить, чем именно, у меня не было опыта, лишь гребаная теория, но его холодность причиняла почти физическую боль. Как невыносимая сладкая мука, потому что его присутствие разгоняло кровь. Я вспоминала его поцелуи, его руки и поймала себя на том, что шумно и сбивчиво дышу сквозь приоткрытые губы. Неужели его это не трогает?
— Нет, — я будто ответила сама себе. Сглотнула и покачала головой.
— Это ложь.
Я опустила глаза. Просто молчала, чувствуя себя школьницей, которую отчитывают за курение в туалете. Или за слишком короткую юбку.
Фирел оторвался от бумаг и пристально смотрел на меня:
— Зачем вы это сделали? Не отрицайте, вы это сделали.
Метод Дарки совсем не работал. Я «оторвала руку», но никто не поверил что она не моя. Отпираться было бессмысленно — Фирел не тот человек, которого можно водить за нос. Но я не знала, что соврать.
Я с вызовом посмотрела ему в глаза:
