— Конечно, Амалия, — Пол слегка кивнул, но мне показалось, что он едва скрывал раздражение.
Мы отошли к окну, и миссис Клаверти мягко коснулась пальцами моей руки:
— Кажется, моя дорогая, вы вытянули козырную карту.
Я напряглась:
— Что вы хотите сказать?
— Аль-Зарах. Он без ума от вас. Это успех.
Мне стало неловко. Нет, не стыдно — неприятно, будто она копалась во вскрытой грудной клетке холодной железякой. Она уже поняла все про нас с Фирелом, наверняка поняла, что я даже не помышляю о другом мужчине, но продолжала продавливать. Зачем это заострять?
— Это просто любезность, миссис Клаверти. Господин аль-Зарах не позволил себе ничего лишнего и был весьма галантен. — Я прижала пальцы к виску и сделала скорбное лицо: — От этого вальса у меня разболелась голова. Я совсем не привыкла к таким большим приемам. Попрошу Пола поехать домой. Заранее прошу простить меня, если мне не удастся с вами попрощаться.
Я натянуто улыбнулась и поспешила прочь, все еще прикладывая пальцы к виску. Вышло нетактично, но я была не в силах слушать ее рассуждения. Кто тянул ее за язык? Зачем? Преподносить этот кошмар, как необыкновенное везение!
Я нашла Фирела в компании пожилых мужчин и отвратительного Мурены. Завидев меня, Пол отошел и позволил взять себя под руку:
— Мне кажется, пришло время оставить это сборище. Надеюсь, ты не намерена больше… вальсировать?
Он так выделил это слово, что я невольно зажалась. Я не могла понять, что это: банальная ревность, или он тоже что-то заметил, как и миссис Клаверти?
Пол неожиданно склонился к моему уху, обжигая дыханием:
— Мне не терпится сорвать это платье к чертовой матери.
Я не сдержала восторженной улыбки, кокетливо отвернулась, но тут же остолбенела, смотря вслед официантке с подносом, полным фужеров. Едва не прижала пальцы к губам, но вовремя опомнилась — это будет неприлично. Дарка. Я не сомневалась ни на миг — Дарка. В черном форменном жилете и узкой юбке. Она уже развернулась, удалялась, а я жадно провожала взглядом знакомую копну смоляных кудрей, забранных в хвост, точеную фигурку с восхитительными формами. Дарка! Как же мне ее не хватало. Я, было, дернулась, но вовремя опомнилась — не знаю, как воспримет Фирел разговоры с официанткой. И… Дарка была частью моей прошлой жизни, которую я старалась не афишировать. Я видела, как к ней подошел Мурена, поставил на поднос пустой бокал и что-то сказал, сверля масляными глазами. Смотрел так, будто имел на нее право. Она, без сомнения, нравилась ему. Дарка лишь мило улыбалась, как и положено персоналу. Что он сказал ей? Мне неумолимо казалось, что спрашивал о цене. На саму Дарку. Почти так же, как совсем недавно аль-Зарах. Я должна съездить в Муравейник, пусть Пол и будет не слишком доволен. Я хочу обнять ее. Ее и Кармеллу. Обязательно.
— Кого ты увидела?
Я поспешно повернулась, покачала головой:
— Какой отвратительный тип этот Джед Мурена.
Пол лишь усмехнулся:
— Редкая сволочь. Но если мы задержимся еще хотя бы на минуту — я начну раздевать тебя прямо здесь.
33
Когда мы поднялись на второй этаж по стеклянной лестнице, я едва успела отбросить бальную сумочку на диван. Фирел прижал меня к себе, обжигающие губы жадно коснулись шеи:
— Как же ты красива. Я ревновал тебя ко всем этим мужчинам. К каждому из них.
— Пол, ты преувеличиваешь. Они были просто любезны.
Выходит, миссис Клаверти была права. Но я млела от этих слов. Отчаянно хотела, чтобы он ревновал, боялся потерять.
— Не воображай, моя дорогая, что я не различу похотливые взгляды. Они просто пожирали тебя глазами. Все, от самого дряхлого старика до последнего прыщавого официанта. Клянусь, кажется, даже у Пинкертона зашевелилось в штанах. А Гарбиш хотел просто испепелить меня на месте, едва мы вошли.
— Пол!
— Ты же видела его жену. А ее туалет!
— Это не повод, Пол! Не все обладают твоим безупречным вкусом.
Повод… еще какой. Фирел только и делал, что искал повод. И я была в восторге. В ревности такого мужчины есть свое очарование. От него едва не разлетались искры, и я мечтала гореть в его руках. Забыла обо всем, утонула в знакомых ароматах. Аль-Зарах подождет. Аль-Зарах больше не имеет значения. Аль-Зарах больше не заставит меня переживать. Аль-Зараха больше не существует.
Мне было так легко, так свободно. Я даже не могла поверить, что все сложилось именно так. Так просто. В детстве я всегда любила нагнетать ситуацию, сгущать краски, чтобы потом выдохнуть с облегчением, когда итог превосходил ожидания. Сейчас я чувствовала то же самое. Аль-Зарах превратился в дым и просто исчез.
Но в этом чувстве сквозило что-то неуловимое. Что-то, что я не хотела анализировать, иначе эти размышления могут все разрушить.
Пол прижал меня к себе крепче и опалил дыханием ухо:
— Ты обвиняешься в преступной красоте, — губы вновь скользнули на шею, заставляя едва не дрожать от нетерпения. — И приговариваешься к исправительным работам в моей постели. До самого утра.
Он развернул меня лицом к себе и коснулся губами губ. Легко, дразнящее. Он прекрасно знал, что я горю, хочу его всего и сразу. До хрипа, до изнеможения. Едва я потянулась, он вновь скользнул на шею, спустился к груди, призывно выглядывающей из декольте. Я зарылась в его блестящие волосы, нырнула пальцами за ворот рубашки.
— Ваша честь, могу я рассчитывать на апелляцию?
Пол нащупал на моей спине бегунок скрытой молнии, и я почувствовала, как ткань разъезжается, освобождая разгоряченное тело. Фирел посмотрел мне в лицо:
— Ты слишком опасна, чтобы требовать снисхождения. Я бы приговорил пожизненно.
Я приподнялась на цыпочки, поймала его губы и жадно целовала, чувствуя, как по телу разливается пожар. Его язык перенял инициативу, творя у меня во рту что-то невообразимое. Я думала лишь о том, как тяжело и мучительно стало между ног. До рези. Я дрожащими пальцами пыталась ослабить галстук Фирела, расстегнуть чертовы пуговицы на рубашке. Они были придуманы словно специально, чтобы все усложнить. Я расстегнула одну, но с другими никак не могла совладать. От нетерпения просто дернула, слушая мелкий дробный звук раскатывающихся по полу пуговиц. Плевать на рубашку. Я прижалась к груди Пола, жадно обнимала. Он подхватил меня на руки, пронес через бардак кабинета и швырнул на кровать. Навалился всем телом, не в силах оторваться от моих губ.
Наконец, отстранился и укусил мочку уха:
— Это новая рубашка.
Я обвила руками его шею, вздрагивала, когда он пускал в ход зубы:
— Так накажи меня, Пол.
Фирел внезапно поднялся, стащил пиджак, привычно швырнул в кресло у окна, и посмотрел так, что у меня сперло дыхание. Я извивалась, лежа на шелковых простынях, облизывала пересохшие губы, борясь с мучительным желанием опустить руку и унять этот жар. Плевать! Я медленно потянулась, не сводя воспаленных глаз с Фирела. Он так же пристально смотрел на меня и едва заметно качал головой. Он запрещал. И я застонала от разочарования, умоляя.
