— Лео в спортивном лагере. Уже неделю, — голос треснул, будто рассыпался.
Я едва не открыла рот от удивления:
— Неделю? Ты его даже на сутки никогда не отпускала!
Она натянуто улыбнулась, вновь отвернулась:
— Когда-то надо начинать. Он растет. — Она порывисто повернулась, в глазах стояли слезы: — Ты же знаешь, как я его люблю. Я с ума схожу!
— Надо же, Кейт…
Я обняла ее, а она положила голову мне на плечо и шмыгала носом. Я гладила ее по спине, ощущая, как под тканью платья прощупывается хребет. Она похудела.
— Но лагерь — это не повод так убиваться, — я улыбнулась, стараясь взбодрить ее. — Если так переживаешь — забери. Ты мать. Никто не смеет ставить тебе условия.
Она отстранилась, мелко закивала:
— Да. Ты права. Заберу. Завтра. А может, и сегодня, — последние слова прозвучали едва слышно, будто она с трудом произнесла их.
Разлука с сыном впрямь подкосила ее. Она и пришла, скорее всего, потому, что не могла возвращаться в пустой дом. Даже лицо заострилось, осунулось. Я с трудом узнавала ее.
Я отстранилась, стараясь поймать взгляд, который она старательно прятала. Я впервые видела Кейт такой. Лагерь? О, нет. Лишь отговорка. Случилось что-то серьезнее.
— Кейт, что произошло? Что с Лео?
Вместо ответа она зарыдала. Уткнулась лицом в ладони и вздрагивала всем телом. А у меня даже не было успокоительного. Я беспомощно смотрела, как она рыдает, и просто не понимала, что делать. Погладила ее по спине:
— Расскажи мне все. Станет легче. Слышишь?
Она нервно кивала, но при этом рыдала еще сильнее. Еще немного — и она захлебнется неконтролируемой истерикой. Я открыла коробку с лимонадом, протянула ей ледяной стакан, вложила в руку:
— Выпей, станет легче.
Она вновь кивнула, шумно задышала, стараясь успокоиться. Я вытащила второй стакан и осушила залпом, не чувствуя вкуса. Лишь ледяная крошка, едкие пузырьки. Кейт, замерев, смотрела, как я отставила пустой стакан. Отставила свой, так и не отпив. Едва шевелила губами:
— Прости меня, Мелли. Прости, если сможешь. — Она покачала головой: — Мне не дали выбора.
Ее тихий шепот будто отдалялся. Я словно нырнула в плотную тягучую воду и камнем уходила на глубину, в кромешную темноту.
46
В уши вторгался едва уловимый низкочастотный гул, мучительно воздействовал на барабанные перепонки. Я вздохнула несколько раз, не в силах открыть тяжелые веки, лишь повернула голову, чувствуя резкий запах ментола, пробирающий до самого мозга. Запах отступил, и я почувствовала на своих пересохших губах чужие мягкие губы. Пол. Я обвила руками его шею в мучительном желании прижать к себе, почувствовать любимый аромат морозного дерева, но меня обдало теплой сладостью разогретых специй и резкостью мускуса. Не те касания, не тот напор, не тот вкус. Движения языка были ленивыми и скользящими, дразнящими. Поцелуи Фирела были совсем другими. Я с трудом открыла глаза и увидела склонившееся надо мной смуглое лицо с подведенными глазами.
От ужаса я замерла, не в силах расцепить руки. Наконец, совладала с собой и отстранилась. Аль-Зарах не пытался повторить поцелуй, лишь смотрел, скривив четко очерченные губы с едва заметной темной окантовкой в презрительной усмешке:
— Видишь, Амани, ты целуешь. И продолжишь целовать, когда я прикажу.
Я хотела возразить, но слова будто застряли в пересохшем горле. Я шевелила губами, но с них не слетало ни единого звука. Аль-Зарах лишь удовлетворенно прищурился, прожигая меня взглядом:
— Прекрасно. Женщина должна молчать, когда ее ни о чем не спрашивают.
Я пропустила эти слова мимо ушей: меня волновало другое. Шум двигателей, легкое давление на барабанные перепонки, кожаный диван, на котором я лежала. Внутри все обмерло, будто под влиянием шоковой заморозки — самолет. И мы в воздухе.
Я помнила лишь то, что мне стало дурно. Как заложило уши, как потемнело в глазах. Вероятно, я упала в обморок. Легкая головная боль, тошнота. Я помнила рыдающую Кейт, ее невнятные слова. Но это никак не объясняло мое появление на борту самолета.
Я врала сама себе. Все объясняло. Но я просто не могла принять, что здесь не обошлось без Кейт. Впрочем, Кейт — всего лишь пешка… Я вспомнила слова, которые произнесла миссис Клаверти тогда, когда приказывала надеть эти проклятые бриллианты. Что единственная возможность надавить на Кейт — это Лео. Неужели они посмели? Я вспомнила ее истерику, ее последние слова, которые, поначалу показалось, просто всплыли в болезненном бреду. Вот и ответ.
Порванная веревка не спасает от виселицы. Что ж, Амалия Клаверти мне ничего и не обещала. Я все наивно додумала сама, не понимая, что никто не намерен учитывать мои интересы. У меня теперь был лишь один вопрос:
— Куда мы летим?
— В Ашамун-Сиде.
Я осторожно села, прижимая пальцы к пульсирующему виску. Не хотела лежать перед аль-Зарахом. Мучительно пыталась вспомнить уроки по истории и географии Тахила. В жизни не думала, что все это может мне когда-нибудь пригодиться. Провинция Ашамун с главным городом Ашамун-Сиде — эмират аль-Зараха, формально входящий в состав Тахильского султаната. Сравнительно небольшой город, по меркам Альянса, с населением… конечно, я не помнила проклятые цифры. Да и толку от них. Перед глазами лишь мелькали кадры из просмотренных когда-то обучающих фильмов. Тогда все это казалось инсценировкой, забавной сказкой. Люди в диковинных одеждах, верблюды, варшаны, похожие на огромных волосатых яков с крашеными киноварью рогами, низкие дома с плоскими крышами на фоне многочисленных бурджей. Раскаленный воздух, вездесущий песок. Любопытная экзотика, диковина. Будто цивилизация вернулась на сотни лет назад. О технологическом прогрессе напоминали лишь сирадолитные вышки, утопающие в островках зелени.
Я терла и терла виски, из желудка вновь поднималась волна тошноты. Легкая, но от этого не менее неприятная.
— Аскар-хан, можно мне стакан воды?
Он подал сам. Собственноручно налил из сифона в мини-баре и вложил в мои пальцы инкрустированный камнями стеклянный бокал, намеренно касаясь руки. Будто демонстрировал, что имеет на это право. Я не стала показательно возражать. Рука — сущая мелочь. К тому же, я не намеревалась совершать глупости раньше времени. Как бы я не бунтовала, мы заперты в самолете, оторваны от земли. Мне попросту некуда бежать.
Я допила воду и покручивала в пальцах драгоценный бокал, инстинктивно ковыряя камни ногтем:
— Какую участь вы уготовили мне, ваше превосходительство?
Аль-Зарах улыбнулся этому вопросу. Плеснул в маленькую рюмку в баре что-то изумрудно-зеленое, отпил глоток и облизал губы:
— Жемчужины моего гарема.
Я повела бровями: не скажу, что он удивил меня. Предсказуемо.
