— Ну и какой твой дальнейший ход? А, король? — язвительно сказал он сам себе.
Придется прибегнуть к крайним мерам.
Расстегнув походную накидку, вытащил из внутреннего кармана сверток. Развернул. Ветер тут же унес частички осыпавшегося пепла от обуглившихся листков.
Амоа занес руку над свертком, сосредотачиваясь на том, чтобы вернуть книге изначальный вид.
Еще одна маленькая ложь, на которую он вынужден был пойти.
За столетия заточения он и думать забыл об этой книге. Даже то, что она пропала из пещеры, полной золота, понял не сразу.
Лишь когда уже сумел выбраться и попытался открыть проход в Валаад, вспомнил о ней, но отыскать не сумел.
А теперь, вернув память и увидев книгу у Киары, наконец понял, что произошло.
«Можешь взять столько, сколько сможешь унести…» — сказал он когда-то человечишке, назвавшемуся королем. И тот унес кое-что поценнее золота.
Книгу, когда-то принадлежащую Адаре, с помощью которой она надеялась изничтожить брата. Книгу, чары из которой его брат использовал против него.
Как только страницы вновь стали целыми, посветлели, проявился текст, Амоа наугад раскрыл ее, скользя глазами по строчкам. Даже сейчас он узнавал ровный каллиграфический почерк Адары:
«…колдовство черное, всех предыдущих… заклятий мощнее …»
Если он хочет победить, ему понадобится именно такое.
Вот только то, что дальше писала Адара, совсем не нравилось.
«…невозможно удержать одновременно и их, и силу магического истока…»
Если учесть, что инструкции к ритуалу, который послужил основой связи между ними, Киара брала именно отсюда, то что же получается? Если он попытается направить силу против брата, призвав самое черное колдовство, то связь между ним и Каей разорвется?
Амоа захлопнул книгу. Накинув несколько чар для уменьшения размера, убрал во внутренний карман, а затем развёл руки в стороны, призывая свою вторую сущность.
О ритуале, связи и мести он подумает чуть позже. Он обещал королеве тонны золота, и он обязан ей их добыть.
Поднявшись в воздух, очень быстро набрал скорость. Когда он еще был заточен в пещере, твари были его ушами и глазами. Он не давал им слишком много свободы, но лес, окружавший гору Валаад, был их вотчиной.
При его правлении ареал обитания тварей расширился, но Амоа все равно держал их в узде, запрещая нападать на людей.
Если полететь сейчас до самой горы, то свое отсутствие будет объяснить слишком сложно, но вот до кромки того самого леса вполне можно добраться.
Наплевав на предосторожность, дракон срезал путь, пролетев над небольшим поселением. Деревенские вырыли ров и поставили частокол заточенными кольями наружу. На улицах — практически никого. А ведь раньше здесь постоянно проходили ярмарки и базары.
Дракон гневно рыкнул, выдыхая клубы пламени. Что ж, по крайней мере, они должны жалеть о том, что его свергли.
Если бы не обещание своей человеческой половине о том, что он не тронет эту Рене, Амоа бы с удовольствием свернул ей шею за то, во что она превратила его страну.
Голос разума было пытался возразить, что твари — его рук дело, но Амоа его проигнорировал.
Чем ближе он подлетал к горе, тем мрачнее становился лес. Кажется, даже деревья там были жухлые и опавшие.
Он опустился на землю, легко принимая человеческую форму, и потянулся к черной магии, нащупывая давно забытое.
— Придите… — прошептал он, стараясь, чтобы его ментальный приказ отозвался в каждом из зараженных.
Глубокий вдох. Длинный выдох.
Где-то на задворках сознания скреблась подлая мысль: а ощущает ли он себя вообще тем самым драконом, свергнутым наследником Валаада, обратившим слабость в свою силу?
Он ведь не помнит ни своего имени, ни имени брата, которому желает мести.
Сколько в нем вообще осталось от него изначального? Или, может быть, он действительно теперь лишь крестьянин? Раб, купленный на рынке гордой аристократкой?
Сначала прямо напротив появились желтые глаза. Одни, вторые, затем сразу десяток. Твари явились и теперь стояли поодаль, издавая недовольное глухое рычание.
Страхи и сомнения были отброшены, Амоа бесстрашно шагнул вперед.
Смотрят ли они на него с раболепием и обожанием, как раньше? Его верные друзья, соратники, те, кто помог ему не сойти с ума в бесконечной пустоте одиночества. Они разбавляли скуку вечного бесцельного существования.
Или дракон внутри него действительно спятил, а эти монстры лишь… монстры? Тупые, опасные, злые…
Рычание тварей с каждым его шагом становилось все громче.
Каким же чудовищем раньше был он сам. Хотя… раньше? Сейчас он все то же чудовище.
Лжет любимой женщине, ставит под угрозу собственного нарождённого ребенка, лишь бы скрыть свою стыдную тайну.
Он еще больший урод, чем все собравшиеся здесь твари.
В тишине леса слышны были лишь его шаги и скрежет зубов и когтей.
Сумеет ли он удержать власть над этими существами или, пожалев их, утратит и контроль?
Сотня горящих глаз вокруг неотрывно смотрели на него. Смотрели… как на добычу.
Твари кинулись разом. Вцепляясь в него зубами, желая разорвать на части. Амоа играючи стряхнул первых, но их число было слишком велико.
Он призвал силу, обращаясь ящером, попытался расправить крылья, но на них тут же повисли мелкие монстры. Выдыхаемый огонь проходил насквозь, не причиняя вреда.
Точно так же он не мог причинить вред Киаре, потому что в ней была часть его силы.
Существо, в котором угадывались черты медведя, разодрало дракону заднюю лапу.
Амоа рвал, кусал, бился. Против тех, кто был ему когда-то семьей, против тех, кого так долго пестовал сам, забавляясь этим в вечной пустоте пещеры.
Большие и маленькие, огромные, злые, искаженные. Он изменил их в угоду своей прихоти и своим нуждам, и сейчас они мстили ему.
Дракон взревел, понимая, что нужно уходить. С трудом поднявшись в воздух, он скинул последних, что уцепились зубами и когтями за толстую шкуру.
«Позорное бегство подгорного короля, — мысленно прокомментировал он, ненавидя себя за это. — Хорош владыка. Даже зверье тебя больше не желает слушать!»
Вот только что же делать? Перебить всех — нереально. Огонь их не берет, а откусывать каждому голову — займет слишком много времени. Киару нельзя оставлять надолго.
«Ни на что не годный, ни на что не способный! Как же теперь ты собираешься исполнять свое обещание? Или и тут солжешь?» — подначивал, тем временем, внутренний голос.
Дракон издал утробный рык, переполненный болью и страданием. Он понятия не имел, что делать дальше.
