Мама, позволь мне немного отдохнуть в твоем обществе!
Тут монолог лорд-мера прервался или, возможно, завершился. Валентин повернулся и обратился к Тунигорну.
– Обеспечьте мне сегодня ночевку в этом храме.
Самбигелу это явно не понравилось.
– Мой повелитель, мы планировали для вас на сегодня посещение усыпальницы лорда Стиамота, а затем прием в Топазовом зале, после которого намечен обед в…
– Лорд Стиамот восемь тысяч лет дожидался, когда я удосужусь засвидетельствовать ему свое почтение. Так что подождет и еще денек.
– Конечно, мой повелитель. Как вам будет угодно, мой повелитель. – Самбигел изобразил сразу несколько знаков пылающей звезды подряд. – Я немедленно уведомлю иерарха Амбаргард, что нынче ночью вы будете гостить у нее. А теперь, мой повелитель, если вы не возражаете…
Оркестр грянул какой-то бравурный гимн. Сотни тысяч глоток взревели в унисон. Наверняка это были трогательные стихи, но Валентин не мог разобрать ни единого слога. Он покорно стоял, обводя взглядом колоссальную толпу, время от времени кивая, улыбаясь, встречаясь взглядом с кем-то из благоговеющих обывателей, которые запомнят этот день навсегда. Он вдруг показался сам себе нереальным. Чтобы играть эту роль, думал он, вовсе не нужен живой человек. Вполне сошла бы статуя, какая-нибудь марионетка, да что там, даже любая из тех восковых фигур, которые он когда-то, давным-давно, видел, побывав на фестивале в Пидруиде. Как пригодились бы такие подделки, которые можно было бы отправлять на всевозможные события подобного рода, где они серьезно слушали бы ораторов, одобрительно улыбались, сердечно махали руками и, может быть, даже выдавали бы несколько подобающих случаю теплых слов…
Краешком глаза он заметил устремленный на него встревоженный взгляд Карабеллы и подал ей двумя пальцами правой руки чуть заметный знак, их личный сигнал, означающий «все в порядке». Но встревоженное выражение не покинуло ее лицо. И, похоже, Тунигорн и Лизамон Халтин слишком близко придвинулись к нему и стояли теперь почти вплотную. Неужели приготовились ловить его, если он упадет? Клянусь бородой Конфалюма, они явно решили, что он снова потеряет сознание, как тогда в Лабиринте!
Он заставил себя выпрямиться, насколько возможно, и махал, улыбался, кивал, махал, улыбался, кивал. Не будет никаких неприятностей. Никаких. Никаких. Но кончится ли эта тягомотина хоть когда-нибудь?
Она продолжалась еще полтора часа. Но в конце концов все же завершилась, и правитель со свитой быстро перешел по подземному ходу в покои, отведенные для них во дворце лорд-мэра, расположенном на другой стороне площади.
– Мне показалось, что тебе дурно, – сказала Карабелла, когда они остались наедине.
– Ну, если скуку считать болезнью, то, да – мне было дурно, – ответил он самым непринужденным тоном.
– А так ли необходимо продолжать это паломничество? – спросила она после краткой паузы.
– Ты же знаешь, что у меня нет выбора.
– Я боюсь за тебя.
– Почему?
– Иногда я тебя почти не узнаю. Кто этот погруженный в себя желчный человек, с которым я делю постель? Что случилось с Валентином, с которым я некогда подружилась в Пидруиде?
– Он, как всегда, здесь.
– И мне тоже хочется в это верить – что он здесь, и всего лишь скрыт тенью, как, бывает, солнце скрывается за диском луны. Что за тень нашла на тебя, Валентин? Что за тень легла на наш мир? В Лабиринте с тобой приключилось что-то странное. Но что именно? И почему?
– Ты же знаешь, Карабелла, что Лабиринт всегда наводит на меня тоску. Там я ощущаю себя запертым, погребенным, мне душно там… – Он помотал головой. – Да, это было странно. Но Лабиринт давно остался позади. Как только мы попали в более приятные места, я почувствовал, что мое былое «я» начало понемногу возвращаться. Любимая, я снова чувствую радость, я…
– Может быть, тебе удается обманывать себя, но меня – не получится. В этом для тебя вовсе нет радости. В начале поездки ты ненасытно впитывал впечатления – ты хотел побывать везде, прикоснуться ко всему, что попадалось по пути, попробовать все, пригодное в пищу, – а сейчас ничего подобного нет. Я вижу это в твоих глазах. Вижу в твоем лице. Ты движешься, как лунатик. Скажешь, нет?
– Да, не буду отпираться, я устал.
– Тогда бросай паломничество! Вернись на свою любимую Гору, где тебе хорошо, где ты всегда по-настоящему счастлив!
– Я корональ. У короналя есть священная обязанность представиться народу, которым он управляет. Я уже давно перед ним в долгу.
– В таком случае какова же твоя обязанность перед собой?
Он пожал плечами.
– Умоляю тебя, милая!.. Даже если я заскучал – а это так, не скрою, речи в мою честь уже снятся мне по ночам, в глазах рябит от бесконечных парадов жонглеров и акробатов, – но ведь от скуки еще никто не умирал. Паломничество – одна из моих профессиональных обязанностей, и я должен его продолжать.
– В таком случае хотя бы сократи его, откажись от Зимроэля. Одного континента более чем достаточно. Если останавливаться во всех крупных городах, то путь до Замковой горы займет не один месяц. А с Зимроэлем – Пилиплоком, Ни-мойей, Тил-омоном, Нарабалем, Пидруидом – потребуются годы!
Он медленно помотал головой.
– Карабелла, у меня обязательства перед всеми, а не только жителями Алханроэля.
Она взяла его за руку.
– Это я понимаю. Но не слишком ли многого ты требуешь от себя? Еще раз прошу тебя: подумай о том, чтобы исключить Зимроэль из этой поездки. Согласен? Всего лишь подумать?
– Будь моя воля, я отправился бы в Замок прямо сейчас. Но я должен ехать дальше. Должен.
– Ночью, в храме, ты рассчитываешь поговорить в снах со своей матерью, Владычицей, да?
– Да, – признался он. – Но…
– В таком случае пообещай мне. Если тебе удастся соприкоснуться разумом с нею, спроси ее, следует ли тебе ехать в Зимроэль. Ты часто руководствуешься ее мнением, прислушайся к нему и сейчас. Согласен?
– Карабелла…
– Ну хотя бы спроси ее. Только спроси!
– Ладно, – сказал. – Спрошу. Это я могу пообещать.
Она весело и дерзко взглянула на него.
– Что, Валентин, я сварливая жена? Не слушаюсь, всячески шпыняю тебя? Но ты ведь знаешь, что я поступаю так, потому что люблю.
– Конечно знаю, – ответил он, привлек Карабеллу к себе и крепко обнял.
На этом они закончили разговор, потому что пора было собираться в поездку на Алаизорский утес, где находился храм Владычицы. К тому времени, когда они выбрались на узкую извилистую дорогу, стало смеркаться, и огни Алаизора сверкали позади, как миллионы ярких самоцветов, рассыпанных по равнине небрежной рукой.
Иерарх Амбаргард, высокая женщина царственного вида с проницательными глазами и ослепительно белой сединой, встречала короналя у ворот храма. Благоговеющие прислужники уставились на Валентина во все глаза, а настоятельница коротко и тепло приветствовала его – по ее словам, он первым из короналей посетил храм с тех пор, как здесь побывал во время второго своего паломничества лорд Тиверас, – и проводила его по ухоженной территории до здания самого храма. Аскетичное, без всяких украшений, одноэтажное вытянутое здание из белого камня располагалось в незатейливом, и все же очень красивом саду. Западная сторона храма, обращенная к морю, изгибалась дугой на краю утеса, а внутренняя состояла из двух крыльев, расходившихся под острым углом в восточном направлении.
