Лореда осторожно открыла дверь, заглянула внутрь.
Покупателей нет.
Она облегченно выдохнула.
Захлопнула за собой дверь и, изображая пацана, вразвалочку прошла к прилавку. Головы она так и не подняла, зыркала по сторонам из-под полей старой шляпы.
За кассой стоял незнакомый человек, она никогда раньше его не видела.
Повезло.
Лореда быстро сдернула с плеча ружье и направила на продавца.
Глаза у него расширились.
– Ты что творишь, сынок?
– Граблю тебя. Деньги из кассы.
– Мы в кредит работаем.
– Обижаешь. Я знаю, что вы выдаете наличные в кредит.
Она взвела курок:
– Ты готов умереть за деньги Уэлти?
Продавец рывком выдвинул ящик кассы, выгреб все купюры, подтолкнул их к Лореде.
– Монеты тоже.
Он ссыпал монеты в джутовый мешок, сунул туда же купюры.
– Это все, что у нас есть. Но Уэлти тебя найдет и…
Лореда схватила мешок и приказала:
– Сядь в угол. Если я увижу, что ты бежишь за мной, пристрелю. Поверь, мне хватит на это злости.
Она попятилась к двери, не отводя дула со скорчившегося в углу приказчика. Выскочив из магазина, она зашвырнула ружье в кусты, кинулась в рощицу на краю лагеря, на ходу стягивая с себя чужой свитер, кое-как вытерла лицо свитером, сдернула шляпу, штаны, собрала все в кучу и засунула в густой куст. Джутовый мешочек с деньгами она запихала в мешок с одеждой.
Теперь она снова была худенькой девочкой в линялом платье.
Лореда была уже на полпути к воротам, когда услышала свисток. Поднялась суета, вооруженные мужчины бежали к магазину.
Лореда быстро свернула к прачечной, встала в хвост небольшой очереди.
Кто-то заорал:
– Я нашел ружье!
– Прочешите весь лагерь! Уэлти нужен этот пацан!
Разумеется. Чертовы богатеи считают себя вправе обманывать людей, но терпеть не могут, когда их самих грабят. Они с удовольствием упекут кого-нибудь в тюрьму за вооруженный грабеж.
Лореда продвинулась в очереди. Сердце колотилось, во рту пересохло, но никто из вооруженных людей Уэлти даже не глянул в сторону женщин у прачечной.
Иногда хорошо быть женщиной.
Мужчины метались по лагерю, хватали мальчишек, допрашивали их, сыпали вопросами, ругательствами, шарили у них в карманах.
Постепенно все стихло.
Лореда отделилась от очереди и вдоль забора двинулась к выходу из лагеря, небрежно помахивая мешком для белья. Никто не обращал на нее внимания.
Идя к шоссе, она издалека увидела мигалки. Полицейские объезжали все лагеря, допрашивали случайных людей, которых просто хватали на улице.
Грузовик Джека спокойно стоял себе на обочине, где она его оставила. Лореда села в машину и поехала в больницу.
Припарковавшись чуть в стороне от входа, она пересчитала деньги.
Сто двадцать два доллара. И девяносто один цент.
Целое состояние.
Беззвездной черной ночью они преодолели горный перевал и самую трудную часть пустыни Мохаве.
В кузове лежал сосновый гроб.
Машины встречались редко. Лореда видела лишь круг света, который отбрасывали перед их грузовиком фары. Энт спал, привалившись к ней. С минуты смерти мамы он не проронил ни слова.
После Барстоу Джек съехал на обочину.
Палатки у них не было, так что они разложили одеяла на жесткой земле и легли. Энт между Джеком и Лоредой.
– Хочешь рассказать? – тихо спросил Джек.
Энт посапывал.
– Что рассказать?
– Где ты взяла деньги?
– Я совершила плохой поступок из добрых побуждений.
– Насколько плохой?
– Примерно как прийти в больницу за аспирином с бейсбольной битой.
– Ты кого-нибудь ранила?
– Нет.
– И ты больше так не будешь делать и ты понимаешь, что так делать нельзя?
– Да. Но в этом мире все шиворот-навыворот.
– Это правда.
Лореда вздохнула:
– Я до того скучаю по ней, что дышать не могу. Теперь что, всю жизнь так будет?
Джек молчал. Само его молчание было ответом. Лореда уже знала, что никогда не свыкнется с этим горем.
– Я не успела сказать, что горжусь ею. Как я могла…
– Закрой глаза. И скажи ей это сейчас. Я так с мамой уже много лет разговариваю.
– Ты думаешь, она слышит?
– Мамы всегда слышат, детка.
Лореда закрыла глаза и подумала обо всем том, что она так и не сказала маме.
Я люблю тебя. Я горжусь тобой. Я никогда не видела таких смелых людей. Почему я так долго и так плохо себя вела? Ты дала мне крылья, мама. Ты это знаешь? Я чувствую, что ты здесь. Ты всегда будешь со мной.
Когда Лореда открыла глаза, над ее головой сияли звезды.
Эпилог
1940 год
Я стою за домом в поле голубовато-зеленой буйволовой травы. Слева колышется на ветру золотистое море пшеницы. Почву на ферме моих бабушки и дедушки восстановили, как и на всех больших фермах в округе. В газетах пишут, что Великие равнины спас план президента по сохранению почв, но бабушка говорит, что это Бог нас спас, Бог и посланный им дождь.
С виду я самая обычная девушка, но я отличаюсь от большинства. Я выжила. Нам никогда не забыть, через что мы прошли в годы Великой депрессии, уроки невзгод навсегда с нами. Мне восемнадцать лет, и детство для меня – время потерь.
Она.
Вот кого мне не хватает каждый день, вот кого никто не заменит.
Я иду к семейному кладбищу за домом. Его восстановили, и теперь квадрат, поросший густой травой, окружает новый белый забор. Кто-нибудь из нас поливает этот пятачок каждый день. Вдоль забора цветут астры.
Каждый новый росток вызывает у нас улыбки. Мы ничего не воспринимаем как обыденность.
Я собиралась посидеть на скамейке, которую смастерил дедушка, но почему-то осталась стоять, глядя на могильный камень. Сегодня она должна быть здесь, рядом со мной. Для нее это было так важно… а для меня еще важнее. Я крепко сжимаю ее дневник. Скупых строк, которые она успела написать, хватит мне на всю жизнь.
Слышу, как открылась калитка. Это бабушка решила побыть со мной. Она чувствует, когда во мне поднимается печаль, иногда она оставляет меня наедине с моим горем, а иногда берет меня за руку. Не знаю как, но она всегда понимает, что мне нужно.
