Лореда привалилась к отцу. Он обнял ее, притянул к себе, и так они вместе качались туда-сюда.
– Ты что-то притихла, Лореда. Не похоже на мою девочку.
Ферма погружалась в темноту, полную звуков: работала ветряная мельница, поднимая драгоценную воду, куры рылись в земле, свиньи хрюкали в пыли.
– Эта засуха, – сказала Лореда, произнося ненавистное слово как все вокруг. Засуха. Она замолчала, тщательно подбирая слова. – Она убивает землю.
– Ага.
Отец сунул окурок в горшок с мертвыми цветами.
Лореда достала из кармана листовку и аккуратно ее расправила.
Калифорния. Земля молока и меда.
– Миссис Баслик говорит, что в Калифорнии есть работа. Деньги лежат на улице. А дядя Стеллы в открытке написал, что в Орегоне есть работа.
– Я сомневаюсь, что где-то деньги лежат на улицах, Лореда. В городах жизнь еще хуже из-за этой Великой депрессии. Я читал, что сейчас больше тринадцати миллионов безработных. Ты видела бродяг, которые ездят на поездах. Ты бы расплакалась, если бы увидела гувервилль
[14] в Оклахома-Сити. Семьи живут в тележках для яблок. Когда наступит зима, они будут умирать от холода на скамейках в парке.
– В Калифорнии никто не умирает от холода. Там можно найти работу. Может быть, на железной дороге.
Папа вздохнул, и по этому вздоху она поняла, о чем он думает. Они как будто настроены на одну волну.
– Мои родители… и твоя мама… они никогда не оставят эту землю.
– Но…
– Пойдет дождь, – сказал папа, но с такой печалью, как будто он даже не хотел, чтобы дождь их спас.
– Разве обязательно быть фермером?
Папа повернулся к ней. Нахмурил густые черные брови.
– Я родился фермером.
– Ты всегда говорил мне, что в Америке можно стать кем угодно.
– Ну да. Когда-то я принял неправильное решение, и… в общем… иногда жизнь выбирает за тебя.
Он надолго замолчал.
– Какое неправильное решение?
Папа не смотрел на нее. Он сидел рядом с ней, но мыслями был где-то в другом месте.
– Я не хочу здесь засохнуть и умереть, – сказала Лореда.
Он повторил:
– Пойдет дождь.
Глава седьмая
Снова невыносимо жаркий день, а еще нет и десяти утра. Пока что сентябрь не принес никакого облегчения.
Стоя на коленях, Элса изо всех сил терла кухонный линолеум. Она проснулась уже много часов назад. Лучше всего домашние дела делались на рассвете и после заката, когда было относительно прохладно.
Ее внимание привлек шорох. Из укрытия в уголке выбежал тарантул размером с яблоко. Элса встала и шваброй прогнала его на улицу. Для паука хуже снова оказаться на жаре, чем умереть под ее каблуком. Кроме того, у Элсы едва ли хватило бы энергии, а главное, воли раздавить его. В последнее время ей трудно было делать хоть что-то помимо привычных дел.
В этой сухой жаре можно выжить, только сберегая все: воду, еду, эмоции. Последнее труднее всего.
Она сознавала, как несчастны Раф и Лореда. В эти дни им двоим, похожим как две капли воды, приходилось тяжелее, чем остальным. Не то чтобы хоть кто-нибудь на ферме был счастлив. Да и как тут быть счастливым? Но Тони, и Роуз, и Элса из тех, кто ждет от жизни только испытаний, они закалились в борьбе. Родители мужа много лет вкалывали – он на железной дороге, она на ткацкой фабрике, – чтобы заработать денег на землю. Их первым домом стала землянка из торфяных брикетов, которую они сами построили. Они сошли с корабля как Антонио и Розальба, но тяжкий труд и эта земля превратили их в Тони и Роуз. Американцев. Они умрут от голода и жажды, но не откажутся от земли. И хотя Элса не родилась фермершей, она стала ею.
За прошедшие тринадцать лет она научилась любить эту землю и ферму больше, чем могла вообразить. В хорошие годы весной, глядя, как зеленеет огород, она радовалась, а осенью – гордилась; ей нравилось видеть плоды своих трудов на полках погреба: банки с красными помидорами, блестящими персиками и яблоками, приправленными корицей; панчетту – рулеты из свиной брюшины со специями и копченые окорока, свисающие с крюков на потолке; ящики, переполненные картофелем, и луком, и чесноком с огорода.
Мартинелли приняли Элсу в семью, и она отплатила за неожиданную доброту глубокой преданностью, истовой любовью к ним и их образу жизни, но пока Элса врастала в семью, Раф отдалялся от нее. Он несчастен уже много лет, и теперь Лореда шла по стопам отца. А как иначе. Как ей было не подпасть под обаяние Рафа, не начать, как и он, мечтать о невозможном. От его улыбки озарялась комната. Он кормил свою впечатлительную, порывистую дочь мечтами, когда она была маленькой, теперь же передал ей свое недовольство жизнью. Элса знала, что Раф жаловался Лореде, делился с дочерью тем, чем не делился с родителями и женой. Лореда занимала большую часть сердца Рафа с самого своего рождения.
Элса снова принялась надраивать кухонный пол, а покончив с ним, занялась остальными комнатами, которых было восемь: смахнула пыль с деревянной мебели и подоконников, вынесла ковры на улицу и принялась выбивать их палкой.
Поднялся ветер, вздыбил платье Элсы. Пот бежал по ее лицу, струился между грудями. Она перестала выбивать ковер и прикрыла глаза рукой. Мутная, желтая, как моча, дымка постепенно закрывала небо.
Элса сдвинула шляпу и вгляделась в болезненно-желтый горизонт.
Пыльная буря. Новый бич Великих равнин.
Небо быстро меняло цвет, становясь красновато-коричневым.
Усиливающийся ветер с юга набросился на ферму.
В лицо ударило перекати-поле, содрав кожу с щеки. Колючее растение полетело дальше, вращаясь по спирали. С курятника сорвалась доска и ударилась о торец дома.
Раф и Тони выбежали из амбара.
Элса закрыла нос и рот платком.
Коровы испуганно мычали и толкались, подставляя костлявые крупы пыльной буре. От статического электричества их хвосты встали торчком. Мимо пронеслась стая птиц, они часто махали крыльями, пытаясь опередить пыль.
Ковбойская шляпа слетела с головы Рафа и зацепилась за забор из колючей проволоки.
– Иди в дом! – заорал он. – Я займусь животными.
– Дети!
– Миссис Баслик знает, что делать. Иди в дом.
Ее дети. На улице в такую бурю.
Ветер уже выл, наносил удары, швырял людей из стороны в сторону. Элса согнулась и, борясь с ураганным ветром, пробралась к дому.
