Я посмотрела на стену и активировала часы. Восемь с четвертью.
Потянулась в кровати и поморщилась от легкой боли в мышцах, постепенно адаптировавшихся к новым условиям: сила тяжести в Академии была чуть больше земной. Но мне не привыкать - детство у меня вообще прошло на планете с почти двойной нагрузкой, неудивительно, что на Земле я, без преувеличения, летала.
Искусственная сила тяжести, приближенная к «базовым показателям» для гуманоидной расы, была нормой для цивилизованного общества, расположившегося на бесчисленном количестве планет. С точки зрения правительства, общие измерительные системы и физические условия, а также межпланетные учебные заведения и корпорации, объяединяли больше, чем что-либо другое.
Они были правы.
«Итоги» принимали, порой, столь причудливые формы, что распознать в них тех же гуманоидов или рептилоидов было сложно. Расы оставались чистокровными лишь по идеологическим соображениям; а также по естественным, на закрытых или отсталых планетах, вроде Земли.
Я вздохнула. О Земле, ставшей мне настоящим домом, сложно было думать, как об отсталом мире; но для остальной Вселенной это было так. Пока человечество не выйдет за пределы сонечной системы самостоятельно, Содружеству и его членам запрещено вмешиваться в развитие. И жившие там внепланетяне никогда, ни по каким причинам, не должны были дать повод заподозрить их в иноземном происхождении. Впрочем, на такие планеты вообще мало кому разрешали приземляться, разве что в исключительных случаях. Закон, проверенный на многочисленных ошибках. Один из тех, что не менялись со сменой коалиций, встававших во главе объединенного Правительства.
Как и то, что моя раса должна была оставаться генетически неизменной. Это не означало, что мы обязаны находить себе пару исключительно среди себе подобных: с учетом нашей малочисленности - по меркам других цивилизаций - это было бы чревато вырождением.
Мы были совместимы со многими гуманоидами; а доминантные признаки, вроде фиолетовых глаз и некоторых физических особенностей, работали и при межрасовом скрещивании. Об этом позаботилась природа и ученые-генетики.
Я скривилась и снова вздохнула. Слово «скрещивание» мне тоже не нравилось; и оно совсем не подходило для того фантастического опыта, что я пережила.
Восемь с половиной часов.
Если дело так пойдет и дальше, то посвященные в мою тайну врачи примут меры. Ничего такого - обычное снотворное. Транквилизаторы и прочие допинги для меня под запретом. Как и успокоительное. Надо уметь успокаиваться самой.
Я и умела. Просто последнее время не слишком хорошо.
Стоило мне подумать о Джонатане, как невидимые раны начинали болеть и кровоточить. Нет, я совсем не жалела о произошедшем. Ни своей жизни на Земле, ни о танцах, взятых именно из человеческих традиций, уж тем более, о наших отношениях. Чувственных, возбуждающих, близких. Я осознала смысл выражения, что жить надо так, чтобы было что вспомнить, в полной мере. Жить надо так, чтобы даже смерть не казалась бессмысленной.
Но как же больно осознавать, что больше нет никаких «нас»! Правильно ли я поступила, молча исчезнув из жизни мужчины? Но как могла сказать правду? Это было запрещено, и пусть на это нарушение пусть посмотрели бы сквозь пальцы, но мне бы пришлось посвятить большую часть времени, отведенного нам, чтобы объяснить и доказать то, что я принимала как должное с рождения. Но вряд ли смог бы понять он. Зато мы потратили это время на более приятные занятия. Воспоминания об этих «занятиях» снова вызвали жаркую волну, и я хмыкнула, представив, какую кривую сейчас рисует встроенный в меня датчик.
И уж тем более мне не хотелось причинить Джонатану боль.
Я знала, он ко мне привязался; вряд ли успел полюбить, но, как говорят подростки, «запал» однозначно. Это точное выражение. В нем столько правды жизни: падения в бездонную пропасть под названием «чувства»; движений и слов возлюбленных, которые походили на камни, брошенные в воду. От них расходились круги, меняя окружающую действительность.
Я тоже запала на Джонатана.
Ну ладно, кому я вру - я влипла. Втюрилась. Влюбилась. Сошла от него с ума. Именно поэтому я бы хотела, чтобы он был счастлив.
И вряд ли его осчастливит моя скорая смерть. Нет, я не настраивала себя на поражение, но была реалистом. Редко, слишком редко удавалось выиграть у Темноты.
Я повернулась на бок и закрыла глаза.
Дыщ.
С громким шлепающим звуком нога спарринг-партнера врезалась в голову. Я почувствовала, как на мгновение потемнело в глазах, и со стоном повалилась на маты. Ну что, Кьяра, довольна теперь? Тебя действительно принимают за обычную девушку. Ты же этого хотела?
Хотела. По многим причинам, в том числе потому, что это хорошо отвлекало от нарастающего напряжения. Жесткие условия и возможность испытать себя. Только вот я забыла, что в местном обществе многие, очень многие, были физически гораздо сильнее тех же землян, и владели годами отработанными приемами.
Профессия космического пилота была одной из самых почетных и востребованных в Содружестве; и чтобы овладеть ею, стать тем, кто будет бороздить просторы Вселенной, приходилось выгрызать это право зубами и когтями. Годы тренировок, неимоверные физические и умственные нагрузки, жесткая самодисциплина - оставались лучшие из лучших.
Орбитальные Пилотные Академии, на которых проходили последние этапы обучения, представляли собой достаточно многолюдные станции с жестким регламенты, собиравшие лучших учеников с ближайших секторов. Выпускник Академии мог поступить на военную службу или устроиться пилотом на корабли любого размера и назначения: в случае с гуманоидами, конечно, типа 2-2.
Но в Академиях были и редкие гости другого плана.
Те, кто, владея легкими безумно дорогими звездными катерами дальнего следования, прилетали сюда для получения прав ди-пилота. То есть пилота, который, в случае неисправности, в состоянии был бы вывести свой корабль к нужной ему точке, или же к ближайшей системе. Поломки случались… да, практически, никогда. Но именно ради этого «практически» и необходимы были знания и доступ. За большие деньги.
Собственно, такова была моя легенда. Дочка богатых родителей, которой подарили настоящий катер, приехала получать права.
Причина сохранения инкогнито была не только в моих желаниях. В Содружестве хватало фанатиков, возомнивших себя творцами судеб; да и просто деятелей, жаждущих наживы, нашлось бы немало. И поскольку мне совсем не улыбалось быть взорванной или похищенной накануне отлета, я приняла правила игры. О моей миссии знали только единицы, из самых надежных. Остальные же, в особенности кадеты, относились с презрением и норовили задеть по любому поводу. Так что план «спокойно провести последний месяц среди людей», ну, то есть, гуманоидов, потерпел крушение. Спокойно не получалось, но я, со свойственным мне упрямством, сдаваться не собиралась. Тем более, что постоянные стычки держали меня в тонусе и неплохо возвращали в реальность.
