Я ощерилась, как дикий зверек. Толкнула его, так, что она упал прямо на пол - плевать, меня захлестнуло бешенство, которое надо было на ком-то выместить.
Я царапала его, кусала, вцеплялась в волосы, рыдала и орала, не думая ни о вреде, что причиняю ему, ни о том, какая в каюте звукоизоляция. Я орала что-то вроде «ненавижу», «придурок» и тут же шептала слова благодарности за то, что он со мной, что не бросил.
Он не сопротивлялся.
Давал возможность выплеснуть боль, обиду, горечь. Он вправду делил со мной не просто радостные или приятные мгновения - как чертов лучший на свете муж, которым ему не стать, он делил со мной беду и слабость; яд, пропитавший мою судьбу.
Осторожно взял на руки, так и не вставая, позволяя рвать на нем рубашку, позволяя впиваться в его кожу, царапаться, елозить мокрым носом, стучать кулаками куда я доставала и только чуть покачивал, пока я не успокоилась, пока не выплеснула все настолько полно, что почувствовала себя на нуле, полностью опустошенной.
Без прошлого и без будущего.
Я еще долго всхлипывала, прижимаясь к нему, тая от надежных прикосновений; чувствуя, как колотится сердце; слушая, как он шепчет мне слова утешения и ободрения; наслаждаясь теплом, заботой и нежностью.
Мой. Родной. Любимый.
Я впервые подумала о любви не как о выборе или чувстве, с которым надо жить. А как о чем-то эфемерном, наполняющим мое существо, бесконечном и, в то же время, четко очерченном, имеющем форму. О сем-то, над чем не надо размышлять, можно просто ощущать.
Я. Тебя. Люблю.
Я не произнесла это вслух.
Может быть… Когда-нибудь…
Опустошение сменилось умиротворением. Я расслабилась; и тогда полностью осознала, насколько он близко. Рядом. Его кожа возле моих губ. Его бедра подо мной. Его выдохи щекочут мою макушку.
Джонатан. Горячий, желанный, чувственный. Пахнущий землей, огнем и мной.
Мое дыхание участилось. Я поерзала и с восторгом поняла, что и мужчина не остался безразличен. Все еще не отрывая головы от его груди, я медленно, трепетно очертила пальцами его плечи - ох, это я так порвала рубашку? - чуть царапнула сосок и провела ладонью по животу до пояса брюк.
Джонатан дернулся и простонал что-то невразумительное.
И тогда я скользнула на пол, раздвинула его ноги и, чуть надавливая, пробежалась пальчиками в сторону паха. От желания и собственной смелости у меня закружилась голова.
Джонатан уже был готов, и это возбудило меня еще сильнее.
Я расстегнула хитрый замок, что была в ходу у местных, и обхватила рукой возбужденное достоинство мужчины.
- Кьяра… - восторженный возглас Джонатана был лучшей реакцией на мои действия. Нежно прошлась рукой вверх-вниз, затем более уверенно. Он дрогнул и попытался меня поднять, вернуть в предыдущее положение, но я лишь покачала головой.
- Потом. Я хочу так. Пожалуйста.
Опустила голову. Вдохнула чуть мускусный запах, с наслаждением лизнула головку и взяла её в рот.
Джонатан застонал.
Я устроилась поудобнее и начала насаживаться на член ртом, испытывая непривычную для меня потребность доставить своему мужчине максимальное наслаждение. Он выгнулся и запустил руки мне волосы, окончательно растрепав их. То оттягивал мою голову, будто боясь навредить глубоким проникновением, то, напротив, начинал давить, задавая собственный ритм. Я не сопротивлялась, упиваясь ощущением одновременной покорности и власти.
- Кьяра, - прохрипел Джонатан, - я ведь сейчас…
В ответ я лишь ускорила свои движения, помогая руками - подхватывая, поглаживая, сжимая. И когда услышала вскрик и ощутила его вкус на губах, сама издала протяжный стон удовольствия.
В этот момент меня накрыла буря. Джонатана до этого будто кто-то держал на цепи; а теперь он сорвался. Он скинул с себя остатки рубашки и брюки, подхватил меня на руки грубо швырнул на кровать.
В одно мгновение избавил от одежды и покрыл поцелуями и укусами каждый сантиметр моего тела; он посасывал и облизывал соски, как самый изысканный десерт; мял, ласкал языком, сжимал. А когда я сошла с ума от обуревавшей страсти, почти болезненной в своей силе, впился губами в средоточие моего желания, отчего по моему телу разлилась мучительная сладость, которая все нарастала, пока не взорвалась в каждой клеточке моего тела.
Я еще вздрагивала от перенесенного восторга, когда Джонатан приподнялся на руках, ворвался в мой рот яростным поцелуем и, в то же время, вошел в меня сразу на всю длину, одним мощным движением, вызывая новую волну дрожи.
Я простонала его имя и выгнулась навстречу, обхватив ногами и руками, словно надеялась стать таким образом еще ближе, стать частью него так же, как он стал частью меня.
Он начал двигаться во мне, мощно, собственнически, по-звериному честно и бескомпромиссно. С бешеным вожделением, выбивающим из меня последние сомнения. На грани боли, на грани рассудочности. Смешивая свое дыхание с моим, смешивая свою силу с моей; забирая и отдаваясь полностью.
И когда он сделал последний рывок, я в исступлении закричала и увидела в его глазах отражение собственного экстаза. И звезды. Те звезды, которые уже сумела спасти.
Глава 18
За десять космических суток до точки отсчета.
Планета Ардар.
Джонатан.
Джонатан стоял позади Кьяры и больше любовался девушкой, чем видом, открывавшимся из обзорного окна.
Под ними простиралась планета Ардар: четыре спиралевидных материка, три крохотных луны, уже давно застроенных промышленными предприятиями. Спутники находились на разном расстоянии от планеты, отчего на некоторых побережьях были такие волны, что посмотреть на это природное буйство прилетали со всех ближайших систем.
Ардар сиял мягким зеленовато-голубым светом - феерическое зрелище.
Но мужчина смотрел только на Кьяру.
На её великолепную осанку, изящные изгибы, облаченные в темно-синий обтягивающий комбинезон из эластичной ткани. На распущенные волосы, достающие до бедер. На расслабленное лицо и мечтательное выражение глаз.
Он встал сзади и пропустил блестящие каштановые пряди сквозь пальцы. Кьяра чуть откинулась, оперлась о него и довольно замерла, когда мужчина обхватил её руками, прижал и положил подбородок на макушку. Да, такое положение - единственно верное.
Теперь Джонатан уже мог смотреть на планету, к которой они медленно и мягко, используя ионный двигатель, приближались.
