Я облизнула пересохшие губы, и взгляд Джонатана тут же переместился на них. Тогда я позволила себе немного поиграть. Моя рука, сопровождаемая ласкающим взором, погладила нижнюю губу, потеребила мочку уха, перекинула волосы за плечи и нажала на застежку комбинезона.
С мягким шелестом его верхняя часть распалась на две половинки.
Я не останавливалась. Смежив веки, провела пальцами по краю кружевного бюстгальтера: мне нравилось дразнить мужа, и потому я теперь отдавала предпочтение самым умопомрачительным комплектам, к которым привыкла на Земле, а не к молекулярно - силиконовым накладкам, принятым среди звездолетчиков. Чуть сжала грудь, ласкающим движением спустилась ниже и нырнула пальцами во все еще закрытую нижнюю часть комбинезона.
Запястье снова перехватили. Я слышала тяжелое дыхание Джонатана, чувствовала его сильные пальцы, которые будто не могли решиться продолжить начатый мною путь, тонула в его горьковато-пряном запахе, окутавшем меня теплом. Я ждала.
Джонатан бережно снял с меня одежду и обувь и уложил меня на кровать на живот. Он разминал мышцы спины, выцеловывал, лопатки, языком прокладывал дорожки вниз, отчего кожу покалывало; самое пристальное внимание уделил пояснице и ягодицам, дополняя легкие движения пальцев поцелуями; гладил мои ноги, умело надавливая на нужные точки. С каждой секундой я возбуждалась все больше, впиваясь руками в подушки, гася крики и выгибаясь, как тетива лука. Наконец, он перевернул меня на спину, но не для того, чтобы удовлетворить, наконец, бушующее во мне желание. Его целью было другое - зажечь пламенем каждую клеточку моего тела, заставить забыть обо всем, заставить умолять. Пытка ласками продолжилась. Его пальцы, играющие на моих сосках свою мелодию; ладони, накрывающие мою грудь; язык, создающий собственный рисунок; губы, впивающиеся в средоточие моего желания. Я тонула в море удовольствия; стонала и рычала, требуя, чтобы он остановился. Чтобы он не останавливался. Чтобы был со мной. И когда он, наконец, сорвал с себя одежду и вошел в меня одним мощным движением, я почувствовала, как практически теряю сознание от накатывающих волн наслаждения.
Последнее, что я услышала, перед тем как полностью погрузиться в бессознательную эйфорию, были его слова, произнесенные срывающимся голосом:
- Я тебя ему не отдам.
Глава 22
Точка отсчета.
Край.
Кьяра.
Рот Джонатана открылся в крике, но я его не услышала.
Я почувствовала горечь во рту, но, в то же время, понимала, что ждала этого.
Он - оно? нечто? как назвать то, чему нет названия? - не пустил. Не дал приблизиться к месту моего Танца. Оставил за пределами огромного круга, очерченного незримым полем. Мой муж хотел бороться вместе со мной, но у Тьмы были другие планы. Расстроилась ли я? Нет. Да. Не знаю.
Меня крохотными иголочками кололи самые разные эмоции и распознать среди них расстройство было непросто. Натянутые нервы, как струны инструмента, уже начали вибрировать от давления, которое разливалось в воздухе. Было ли это похоже на дуновение ветра? На разгорающееся пламя? Не знаю. Это не было похоже ни на что, с чем я сталкивалась до этого.
Лишь немного на знакомый сон, но представлять, как это будет, и переживать всё в реальности - совсем разные вещи.
Я замерла посреди расчищенного плато, покрытого специальным материалом - чуть пружинящим, удобным для танца.
Я больше не смотрела на Джонатана, но знала, что он видит. Любимую женщину, которой пришлось его покинуть. Уже второй раз.
Я не смотрела на дронов, но знала, что видят зрители. Хрупкую фигурку в чуть светящемся, обтягивающем комбинезоне, состоящем из специальных волокон, которые поддерживали и даже массажировали мышцы. Давали дополнительную выносливость телу.
Несколько тысячелетий назад Совет Содружества решил - и Стражи с ним согласились - что все желающие должны видеть каждый Танец. И теперь жители "цивилизованной" Вселенной приготовились к прямой трансляции. Платило за передачу данных Содружество. Огромным количеством энергии. Но они считали это необходимым.
«Мир должен знать своего героя». Я усмехнулась - мне было все равно. Единственное, что было для меня важным, чтобы моя семья, пусть мысленно, но была сейчас со мной. И чтобы следующие «стражи номер один» когда-нибудь изучили эту запись.
Вибрации усилились. Возникло странное ощущение - хотя я не могла этого чувствовать на самом деле - что я вся состою из крохотных частиц, и эти частицы начали колебаться, входя в резонанс с чем-то, наступающим из космоса.
Чем-то… нестрашным? Живым? Почему я думала, что из глубин на меня опустится Зло?
Это не было злом. Это было…самой Природой. Богом, что так и задумал этот мир. Богом, который иногда позволял нам расстроить его планы. Ненадолго. На доли секунды в масштабах почти вечности. Естественная энтропия, обгладывающая Вселенную.
Неестественная борьба стражей, за неё сражающихся. Зачем? А вот это было в нашей природе. Без причины. Мы так жили. Дышали. Танцевали.
Я осознала, что колебания, вибрации меняются. Они становятся более ритмичными. Длинный удар, короткий, два средних по высоте и длительности, снова длинный… Я начала покачиваться, подстраиваясь под этот ритм. И вместе со мной начали танцевать декорации - горы, меркнущее небо, ледники непривычного цвета.
За мгновение до того, как я полностью оказалась поглощена звучащей даже не изнутри, а везде мелодией, я посмотрела на Джонатана, застывшего недалеко от меня.
В глазах мужчины было обещание…
Первое робкое движение - легкий, пробный взмах рукой и я встаю на пальцы ног, всматриваясь в чуть смазанное пространство.
Кто я? Забыто. Кто там? Кто прячется в этом тумане? Не имеет значения. Он мечтает обо мне, остававшейся недостижимой. Что его привлекает? Чистота. Нежность. Ласковые переборы пальцами, пружинящими на плотной поверхности воздуха.
Такт за тактом я летаю, парю, смущаюсь в колеблющемся мареве, испытывая на прочность терпение и интерес, обнимающий меня взглядом. Поднимаю прямую ногу к голове. Амбуатэ. Короткие прыжки и переплетения ног в полете. Тан лие.
Где я? На краю восприятия. На грани возможностей. Изящный разворот, наклон головы, подпрыгиваю и устремляюсь к загорающимся звездам. Они ждут. Они умоляют. Я поднимаю к ним руки и дарю им всю свою нежность.
Мои движения эфемерны, в них нет постоянства. Временами я скована и вдруг разражаюсь весельем и лукавством. Во мне растет симпатия к невидимому зрителю, я подбегаю к краю сцены - сцены ли? - и тут же вынуждена заплатить за это.
