— Ну, теперь мне хотя бы понятно отношение Галины Васильевны ко мне. Еще будешь? — и Стас поднял свой пустой бокал. Мне не предлагал, у меня фужер был почти полный, так как я едва к нему прикоснулась.
— Давай. И на счет Лериной бабушки ты не совсем прав.
— To есть? — разливая напитки, уточнил Стас.
— Галина Васильевна, конечно, переживала, что мы расстались. Спасибо, — взяв полный бокал, продолжил: — Но ненависть, у нее не из-за этого или, вернее, не совсем из-за этого, но об этом чуть позже… Я дико взбесился, когда узнал о ее поступке. Приходил к ее родителям в попытке выяснить, что случилось, и зачем был нужен такой поспешный брак? Да, я совершил ошибку, не отрицал этого, но почему она выскочила замуж буквально сразу после моего "поступка" или она искала предлог для разрыва наших отношений? Меня отчитали как малолетнюю шпану и попросили не лезть больше к их дочери, оставив ее в покое. Это стало последней каплей для моего самообладания, меня просто переклинило…
— Прости, я не понял, ты же мне говорил, что тебе мать поставила условия, а сейчас получается что…
— Стас, условия были, но немного другие, — отец не дал ему закончить фразу, перебив на полуслове, — И что я тебе тогда мог сказать, м-м-м? Заикнись я о реальном положении вещей, ты бы послал меня далеко и надолго.
— To есть ты мне ОСОЗНАННО врал? — Анатолий Александрович промолчал, то ли не знал, что сказать на это, то ли решил не добивать. Стас же мрачнел с каждой минутой, наблюдая за отцом. — Мда, можешь не отвечать, это и так ясно. Хотя на один вопрос все же ответь, как часто ты этим занимался? Я имею в виду, утаивание правды.
— Тот раз был единственным, — и, подняв голову, виновато посмотрел на сына.
— Понятно, что ни хрена непонятно… Ну, и что там было дальше в вашей Санта- Барбаре?
— А дальше… Через полгода я женился на Светлане, она все-таки залетела.
— Но ты не поверил, что ребенок от тебя? Судя по тестам на отцовство, которые я нашел в твоем сейфе.
— Да, не поверил, так как знал, что она на тот момент встречалась еще с кем-то. Первоначально я отказался на ней жениться, но Света выдвинула условие, что или я женюсь на ней, или она рожает в глубинке, а потом отказывается от ребенка в роддоме. Аборт ей делать было уже поздно по срокам… Самое ужасное было то, что при ее истерики присутствовали мои родители, заехавшие ко мне в гости. Мать и так тяжело перенесла наш с Машей разрыв, она ее очень любила, да и отец тоже хорошо относился, а тут такие заявления. У них чуть сердечный приступ не случился. Я, естественно, согласился жениться.
Я слушала их разговор, и у меня волосы дыбом вставали, как мать может так говорить о своем будущем ребенке? Или это как раз и является объяснением ее ненависти ко мне? Раз она так относится к своему родному сыну, то остальным, вообще, не стоит рассчитывать на что-то нормальное? А тем временем отец Стаса, после рассказа об их со Светланой свадьбе перешел плавно опять к моей маме.
— Мои родители не переносили Свету, и это было взаимно. К нам они после ЗАГСа не заходили ни разу, только я к ним приезжал. Один. Как-то заехал, месяца через два после всей эпопеи со Светой, а мать ревет белугой, два слова связать не может. Отец с давлением лежит пластом. Вызвал им скорую. Кое-как часа через два добился более или менее связного рассказа о том, что же их так "расстроило"… — и Филатов-старший надолго замолчал, судорожно вздохнув, отпивая коньяк. И лишь совладав со своими эмоциями, вернулся к начатому разговору: — Мать сквозь рыдания сказала, что Маша родила мальчика… Восьмимесячного. У нее открылось кровотечение, срочная госпитализация, кесарево. У Марии большая кровопотеря и она в реанимации. Врачи не могли долго остановить кровь, она практически не сворачивалась. Ребенок тоже находится в тяжелом состоянии… Они то ли умирают, то ли умер кто-то из них. Я никак не мог понять, когда это случилось и с кем из них. Мать скакала с одного времени, на другое, то ли это уже случилось, то ли нет… Отец подозвал меня рукой, видя невменяемое состояние своей жены, и кратко все объяснил. Я сидел и боялся дышать. Оказалось, что Маша родила буквально в скором времени после моей свадьбы. Восемь месяцев… это означало, что в Томск она уехала уже беременной, и вернулась на неделю раньше, чтобы сообщить мне радостную новость, а я…
Замолчал, поставив фужер на стол, закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали, видно, что он пытается взять себя в руки, успокоится, но у него не получалось. Я же сидела в глубоком шоке. Папа всегда ездили на кладбище вместе с мамой! У меня ни разу даже мысли не возникло, что Степка не его сын. Даже после ее смерти, он добился, чтобы их могилы были рядом, хотя это было достаточно сложно, место-то на кладбище не резиновое. Даже не заметила, что у меня текут слезы, если бы Стас не начал их вытирать.
— Отец?
Анатолий Александрович так и сидел, сгорбившись, закрыв руками лицо, но все же нашел в себе силы продолжить глухим голосом дальше:
— Да, Стас, у тебя был старший брат… А у меня сын от женщины, которую я очень любил, но потерял из-за своей дурости. У вас с ним разница где-то полгода.
— Он, что… все-таки умер? — тихо, словно боясь, спросил Фил.
— Да, он умер, — вместо Анатолия Александровича, на вопрос ответила я. — Остановка сердца. У него была врожденная патология. Мама не распространялась на эту тему, а я была тогда слишком маленькой, чтобы разбираться в медицинских терминах… Степы не стало. Он не дожил до своего двухмесячного юбилея несколько дней.
— Несколько дней… — повторил безжизненным голосом Филатов-старший. — Я же узнал о рождении сына в день его смерти… Именно поэтому так "убивались" мои родители. Им сообщили о его смерти.
— А как они узнали о рождении ребенка? — пытался прояснить для себя некоторые моменты Стас. — Мария же тебе не сказала о своей беременности или я что-то не понял?
— Ни мне, ни моим родителям Маша не сказала. Галина Васильевна поделилась этой новостью с моей матерью. Родители очень хорошо общались и после нашего с ней разрыва. Машу увезли в роддом, а ее мать прибежала к нам просить помочь купить билеты в Томск, тогда и рассказала, наверное, на эмоциях. Раньше-то не было интернета, покупали билеты в кассах. Очереди, толкучка — это полбеды, билетов могло просто не быть. У нас была дальняя родственница, работавшая в аэропорту. Ей позвонили, объяснили ситуацию, она помогла, чем смогла.
— Пап, почему тогда тебе не сказали сразу, если знали?
— Галина Васильевна просила их не говорить, хотя бы пока Машу с ребенком не переведут из реанимации… Но не сложилось.
— Их держали в реанимации два месяца?
— Стас, я не знаю! Да и какая уже разница, сколько они там находились. Теперь никого из них нет рядом с нами… Я бы все отдал, чтобы Машенька и Степа жили, пусть даже не со мной. Знать, что они есть и хотя бы изредка иметь возможность их увидеть, это дорого стоит…
В комнате повисла гнетущая тишина. Мы сидели раздавленные каждый своим открытием. Я мельком посмотрела на Стаса, машинально отметив, что это уже его третья сигарета. Он даже не замечал, как едва заканчивая одну, сразу брал следующую.
