— Милый, может, не стоит ТАК курить?
Стас поднял на меня непонимающий взгляд, как бы спрашивая: "А что не так?".
— Ты куришь без остановки. Тебя настолько угнетает тема разговора? — и придвинулась к нему, нежно обняв.
— И да, и нет. Меня просто убивает ситуация в целом, — затушив окурок, Стас прижал меня к себе сильнее и, зарывшись рукой в волосы, поцеловал в висок. Прикосновение было очень нежным, словно крылья бабочки. Помолчал немного, и не глядя на отца, спросил: — Ты ездил его на похороны?
— Что за вопрос, Стас? Конечно, ездил. И я, и мои родители… Маша на кладбище была словно тень, да и потом, собственно тоже. Она не замечала ничего и никого вокруг. Смотрела, но сквозь людей. Позже узнал, что ей кололи успокоительное… лошадиными дозами. После похорон и поминок ближе к вечеру, приехал к ним на квартиру, но в дверь позвонить так и не решился. Простоял час на лестничной клетке и ушел… Всю ночь просидел возле их подъезда на лавочке, а утром Николай вышел и попросил оставить уже его жену в покое, и дать, наконец, возможность им с Машей пережить это горе… А на прощание, протянул несколько фотографий и ушел не оглядываясь… Тогда я почувствовал себя чужим человеком для Маши. Свое горе мне переживать было не с кем.
Анатолий Александрович полез во внутренний карман пиджака и достал конверт. Бережно, я бы даже сказала, что почти любовно, с благоговейным трепетом открыл его и аккуратно достал склеенные пожелтевшие снимки. Молча раскладывал их на столе перед нами.
На первом кадре мама была беременная. От неожиданности я даже вздрогнула. Смотрела на ее фото, а видела себя. Мы так были похожи. Во вторую беременность мама не фотографировалась. Отец рассказывал, что со мной она ходила еще хуже, чем со Степой, и в тот момент им было не до фотосессий, доносить бы. Стас тоже оценил изображение, судорожно выдохнув. Следующий снимок — мама со Степаном в палате. Держит его на руках и улыбается. Третье и последнее фото — это крупным планом улыбающееся личико моего братишки. Все фотографии состояли из кусочков, склеенных на скотч.
— Зачем порвали снимки? — задала интересующий меня вопрос.
Анатолий Александрович смотрел на фотографии, молчал и нежно гладил их. По его щеке скатилась одинокая слеза.
— Это мать сделала? — предположил Стас.
— Да… Я ей запрещал заходить в свой кабинет, а тут отвлекся и не закрыл сейф, лишь прикрыл дверцу. Вышел-то буквально на несколько минут. Вернувшись, нашел эту тварь с фотографиями в руках. Лицо перекошено гримасой ненависти… Она что-то орала, не очень помню что именно, а потом начала их рвать. Первый раз в жизни я был на грани…
— Я помню, ты тогда ее чуть не ударил.
— Нет, Стас, — сжал руки в кулаки. — Я ее тогда чуть не убил… Лишь случайно заметил тебя возле лестницы на второй этаж, это меня немного и отрезвило.
Филатов-младший встал с дивана, подошел к окну и раскрыл его настежь и снова закурил, смотря в ночное небо. Что же его так мучает? Я никак не могла понять, но при его отце спросить не решалась.
— Дальше.
— Что дальше-то, Стас?
— А ты хочешь сказать — это все? А как же твои слова о том, что позже объяснишь ненависть Галины Васильевны, вернее, ее первопричину. Хотя, если честно, после всего того, что произошло это уже более чем достаточно на негативное отношение к нашей семейке.
— Тебе было чуть больше двух. Ты тогда жил с моими родителями…
— Кстати, тоже очень животрепещущий вопрос для меня теперь, в связи с открывшимися обстоятельствами… Почему я при живых-то родителях жил у бабушки с дедом до семи лет? Не гостил, не приезжал на выходные, а именно жил!
— жестким тоном перебил его Стас, но не повернулся в нашу сторону. Я лишь мельком успела заметить стыд на лице Анатолия Александровича после высказывания сына, который он попытался скрыть от меня. — Если раньше я думал, что, таким образом, ты решал проблему нянек, имея неадекватную жену. Вроде как, и ребенок под присмотром и в то же время не с чужими людьми, то теперь стал в этом сомневаться, причем сильно… Развеешь мои опасения?
— Прости меня, сынок… — едва слышно прошептал Филатов-старший, пряча глаза от сына.
— Ясно. Значит, все же избавились.
— Это не так. После смерти Степы… В общем, я так и не сумел быстро справиться с горем. Когда ты родился, я не мог пересилить себя. Смотрел на тебя, а видел его
личико…
— Я правильно сейчас понял, что ты меня игнорировал в детстве за то, что не смог уберечь старшего сына?
— Осознаю, что был неправ, но изменить это уже не в моих силах… Ты спрашивал, почему жил не с нами, а у деда с бабушкой. А все просто. Светлана после родов очень злилась: перепады настроения, депрессии, истерики. Я не уделял ей никакого внимания, в тот период жизни, мне было на нее плевать. Как итог, бесилась она на меня, а вымещала все на тебе. Однажды моя мать увидела, как Света тебя ударила! В шесть месяцев… Вот тогда мать первый раз поругалась с моей женой и забрала тебя к себе. Вечером после работы я поехал к родителям, и мы поговорили. Со стороны, конечно, это вряд ли было похоже на разговор. Мать упрекала меня во всех грехах, Светлану в черствости, жестокости, равнодушии к ребенку… Много чего говорила, а потом предложила оставить тебя у них с отцом, коль мы такие никчемные родители. Я согласился. Полностью обеспечивал, приезжал к тебе каждый день в обед…
Стас после слов отца стал похож на каменное изваяние. Он не курил, предусмотрительно затушив окурок в пепельнице. Стоял и молча смотрел в окно, думая о чем-то своем. Руки в карманах, и никакого выражения эмоций. НИ-ЧЕ-ГО!
— И вы, как я понимаю, с радостью от меня избавились… А что удобно, да, пап? Вроде и сын есть, и в то же время не мешает, под ногами не путается. Своя жизнь бьет ключом. Только в такой ситуации, мне непонятно, какое моральное право ты имел меня поучать, как жить?
Я, не выдержав гнетущей атмосферы, встала и подошла к своему мужчине и обняла со спины. Только сейчас почувствовала, как бешено стучит его сердце, давая понять, что он живой и насколько ему тяжело слушать такие откровения со стороны своего родителя. Прижалась крепче, пытаясь, хоть немного оказать ему поддержку.
— Стас… — окликнул было его отец.
— Дальше, — металл, прозвучавший в голосе Филатова-младшего, заставил меня вздрогнуть. Я никогда не слышала у него такой интонации.
Анатолий Александрович лишь сгорбился, медленно и очень аккуратно собирая фотографии со стола.
— Прости, сын… — но Стас никак не отреагировал на это и тогда Филатов-старший продолжил: — Так вот, тебе едва исполнилось два года, когда в Москву прилетела Маша с Лерой. Валерия же была тогда совсем кнопка, чуть больше годика. Родители, естественно, пошли ее проведать и тебя взяли с собой. Так и забегали в гости почти каждый день на протяжении всего июля. Вы с Валерией очень хорошо играли, разница-то небольшая в возрасте, всего-то десять месяцев… Я уж не знаю, что там произошло, и чем вы занимались в тот раз, но когда пришло время уходить домой с бабушкой и дедом, ты отказался. Вцепился в Машу, когда она собралась укладывать дочь на дневной сон. Вы кое-как договорились, что ты подождешь ее в зале, пока Лера не уснет с бабушкой, а потом вместе пойдете спать, но в твою спальню… В общем, Света приехала проведать, как она говорила "своего ребенка", и увидела, как Мария несет тебя на руках в коттедж к моим родителям и что-то интересное рассказывает, а ты ее крепко обнимаешь и целуешь… Ее просто перекосило от увиденного, и она закатила грандиозный скандал не заботясь, что ее могут услышать соседи. Родители, как могли, успокаивали Светлану, но ее это еще больше злило… Она попыталась тебя сдернуть с рук, но ты вцепился мертвой хваткой в Марию, и тогда она ударила. Хотела, наверное, в тебя попасть, но Маша не позволила, закрыв собой… В итоге эта… дрянь уехала, пообещав много чего неприятного… Я был в командировке, приехал через три дня, а тут такое… После прилюдного унижения, Мария длительный период не приезжала к родителям в Москву. Это-то и стало своего рода точкой невозврата в наших отношениях с Галиной Васильевной. Если до скандала она соблюдала нейтралитет, то после кое- как сдерживала негатив.
