— Минздрав предупреждает: всегда проверяйте туалеты, — посмеялся Борис, и девушки улыбнулись.
— Я быстро.
Не посмотрев на Антонину, я рванул вперед и быстро стал искать взглядом возможный вход в служебные помещения.
Меня, конечно, не пропустили. Сначала. Пока не показал козырь в любой ситуации.
Когда тысячная купюра пополнила бюджет охранника Толика, я все-таки направился туда, где раздавались голоса и смех. И почему мне не было весело?
— Толик.
Тот обернулся и сделал вид, что не перепрятывал бумажку.
— А девочек у вас снимают?
Высокий, чуть горбатый охранник отвел глаза и переступил с ноги на ногу.
Мысль, что Аня пошла по наклонной, могла и убить меня, но знать я был должен.
— Вообще-то говорить о таком не положено. Сами понимаете, правила.
— Понимаю, — кивнул я, и ловким движением фокусника в карман Толика опустилась еще одна купюра.
— Можно, но это не дешево. Сами понимаете. Они же танцовщицы, — возвел он руки и глаза к потолку. Понятно, что он не мог позволить себе такого удовольствия. Зато мог я. Должность хирурга и заместителя центра трансплантологии это позволяла.
Я ухмыльнулся и, развернувшись, направился туда, куда и собирался.
Разобраться. Действительно ли Аня стала шлюхой или это просто не она. Или…
Когда я увидел ее стоящей у зеркала, меня парализовало. Воздух стал густым, как клей.
Сердце, казалось, сейчас выскочит, как сильно оно забилось. Нет, спутать невозможно.
Потому что родинку на заднице я помню слишком хорошо. Как и то, что Аня клялась никогда ни под кого не ложиться ради денег.
Ну что ж. Я ее обманул, она обманула меня.
Из гримерной выскочила девчонка. Если бы не макияж и грудь третьего размера, дал бы лет пятнадцать.
— Ой, — пискнула она, влетев в меня, но тут же задрала голову, и ее губ коснулась соблазнительная улыбка. — Тебе кого позвать, красавчик?
— Синицыну.
— Кого?
— Аню.
— А, гастролерку, — она уже развернулась обратно к двери, но я остановил, тронув влажное от пота плечо: — Скажи, что к телефону зовут, не описывай, как выгляжу.
Она подмигнула мне и зашла в гримерку. Оттуда палило жаром пота, запахами духов и лака для волос. Но не один запах не смог перебить ее.
Легкий, дурманящий, от которого словно пьянеешь. Запах малины и мяты. Ни с чем невозможно спутать этот аромат любимой женщины.
Я быстро открыл ближайшую дверь. Отлично! Там оказалась кладовая.
Руки уже тряслись от предвкушения. Но я встряхнул ими.
Просто спрошу, как дела.
Вот и все.
Привет. Как дела?
Как дела? Я чуть не сдох без тебя, а ты сиськами трясешь. Как дела?
Давай же, малыш.
Как только Аня переступила порог, выйдя в коридор, я на минуту залюбовался сосредоточенностью на ее лице, острыми скулами, большими глазами. Но вместо «привет, как дела?» я зажал ей рот рукой и втолкнул в темное узкое помещение.
Глава 23
Я хотел поговорить, правда хотел.
Хотел спросить, как она докатилась до такой жизни. Но вместо разговора зажимал ей рот рукой и наваливался сверху, прижимая к стене, раздвигая ноги. Я чуть приподнял ее коленом, потирая между ног.
Я хотел поговорить. Ну правда хотел!
Но вместо этого, невзирая на ее ярое сопротивление, стянул безразмерную футболку, сразу сжав рукой грудь с твердым камушком соска.
Ох, как часто я о ней фантазировал. Вспоминал, как она стонала, когда я вылизывал ей соски или выкручивал их пальцами, вбивая в любую доступную глазу поверхность.
Мозги уже не работали. Сознание заполнила вязкая, тягучая похоть. В паху горело, гнев и обида требовали выхода. Сперма требовала выхода. Член болезненно налился кровью, терся о боксеры, рвался наружу.
Я правда хотел просто поговорить, но, ощутив в своих жадных руках упругую задницу, не смог связать и двух слов. Только рычал как животное, срывал колготки как животное.
Пальцы дрожали, подбираясь к заветной цели. Она сопротивлялась, извивалась как эпилептик, царапала кричала. Мне все было нипочем. Я имел цель, а хотел я поиметь Аню. Прямо сейчас. Оказаться внутри. Там, где тесно узко, горячо. Охуенно.
Средний палец наконец погладил на удивление влажные складочки, потер взбухший клитор и толкнулся внутрь. Палец обволокло влажным обжигающим теплом, и я рвано выдыхаю.
Аня дернулась и стала со всей дури хлестать меня руками, но меня уже было не остановить.
И сделав во влагалище — все таком же узком влагалище — пару движений, я прошептал на ухо:
— Не дергайся. Малыш. Это же я.
Глава 24. Аня
Этот низкий голос полоснул по сознанию ржавым скальпелем, загоняя микробы образов из прошлого и вскрывая старые раны. Все сопротивление с моей стороны сошло на нет, так же быстро, как мужчина, то есть Рома, стянул с меня давеча тунику.
Полумрак не прячет от меня этот ужасающий и выпивающий мою душу взгляд.
Мыслей не осталось, а душивший меня обжигающий стыд из-за острого возбуждения, что вызвали во мне грубые прикосновения незнакомца, унесся прочь.
Ну, еще бы не стыдиться.
Какой-то мужик раздвигает тебе ноги на грязном полу клубной кладовки, тискает грудь, а ты хоть и сопротивляешься, кричишь о помощи, но течешь как сука. Изнемогаешь и сдерживаешь желание поддаться ему всем своим натруженным танцами телом.
А все запах.
Головокружительный, манящий, древесный, настолько знакомый, что сердце замирало и тут же отбивало свою долбаную чечетку.
Наверное, было глупо приехать в Питер и рассчитывать, что судьба не столкнет нас лбами. Но я верила в это. Ведь Питер огромный, едва ли меньше Москвы, где я жила с рождения. Танцевала для себя, работала для других, любила его, трахалась с ним, ненавидела его!
Откуда в богемном ночном клубе возьмется хирург из престижной больницы?
И вот Рома на мне, его палец во мне, а губы до невозможности нежно касаются шеи, режут чувства наголо кончиком языка. Рисуют узоры, срывают с губ стоны.
Я не могла поверить, что это не сон.
— Рома? — только и пискнула я и совсем расплавилась, стала безвольной марионеткой в сильных умелых руках кукловода.
— Да, малыш, да, это я. Твой Рома, — говорил он, найдя в темноте мочку ушка, пока его средний палец продолжал растягивать мое лоно, а большой — ласкать клитор. — Это Рома.
