— А тебе есть еще что мне сказать? — повернулась я к нему и обожгла взглядом, впитывая каждую черточку, чтобы хватило еще на три года или на всю жизнь.
— Привет, как дела?
Издеваешься?!
— Да пошел ты на хуй! — только и говорю я, показывая средний палец.
Где же та девочка, которая и мат-то произнести боялась? Она осталась где-то там. Танцует легко, без тяжести проблем и навалившейся ответственности.
А я изменилась. Нет, все осталось прежним. Волосы все так же темны и шелковисты, а стан строен, глаза синие. Вот только душа. Там нет больше чистоты и невинности.
Жизнь сорвала ее, как пластырь с раны, и сдобрила рану солью. Все беды из-за мужчин. Смерть отца, предательство Артура — лучшего друга, и Рома…
Больше подумать не успела. Густую, наполненную похотью тишину между нами разорвал его шаг и мой стон, когда он накрыл мои губы.
Надо уходить.
Надо прекратить тереться об его тело и извиваться, когда он ведет рукой от бедра вверх, задирает тунику и сжимает грудь.
Но как же сладко движение его языка, как же сладко он прикусывает губу и заглядывает в глаза. Как же волнительно, когда его рука между ног. Как же здорово, когда его член уже скользит во мне.
Опять. Медленно назад и вперед, до упора. А губы продолжают совокупляться с моим ртом.
Боже! Ну и куда же я скатилась? Трахаюсь с тем, кто считает меня шлюхой!
Нет!
Толкаю его расслабившееся в сексе тело и, пошатываясь, распахиваю дверь, впуская целый столб света и воздуха. Другого, не такого сладкого и возбуждающего.
И мысль: «Как жить без этого? Без него?»
— Аня, — его голос звучит в темноте низко, как надрывная, последняя нота. Лица уже не вижу, только мужской силуэт и то, как он пихает неопавший член в брюки.
— Что?! Ты недостаточно меня оскорбил, нашел еще пару язвительных комментариев?
— Я женюсь.
Глава 27
Пошатываясь, иду в гримерку. Мышцы еще с выступления ныли, а теперь и вовсе…
В гримерке смех, запахи лака и пота бьют в нос. Неприятно. На меня никто не смотрит, кроме рыженькой, как ее, Милана, точно, позвавшая меня к телефону. Дурость.
Она улыбается мне и подмигивает.
Она одна обратила внимание, что колготок больше нет, а идеальная высокая прическа теперь больше напоминает воронье гнездо.
«Я женюсь».
Ну и вали! Будь счастлив! Сдохни! Только оставь меня в покое!
Сажусь перед зеркалом, и смотреть стыдно в глаза самой себе. Закрываю лицо руками и даю себе установку не реветь.
Не реви! Ты балерина!
Слова и наставления учителей балетной школы сейчас как никогда нужны.
Ну, вот что это было? Опять повелась на сладкий запах и упругий член? Впрочем, в моей жизни это и так было.
Может, член и не такой большой, как у Ромы, но Афанасьев точно знал, что с ним делать, правда меня не вставляло. Ну, вот никак.
Пришел.
— Привет, кисоньки, вы были великолепны, — любезно говорит он всем, а целует мое плечо, и я вскакиваю.
После поцелуев Ромы его внимание кажется не изменой, нет. Богохульством. Это как индийцу втихомолку есть говядину или мусульманину свинину. Нельзя, и все. Тем более, сладкоречивый красавчик Афанасьев вынудил меня впервые за два года работы выйти на сцену без лифчика.
«Это бизнес, детка. При чем тут наши отношения?»
— Все еще дуешься? — спрашивает так, как будто он в очередной раз набухался и проспал наше свидание. Вот что за мудак? Два года уламывать, чтобы за несколько месяцев все похерить. Я бы влюбилась в него когда-нибудь. Наверное. Но сложно любить того, под кем представляешь другого.
И только напрягаешь всю силу воли, чтобы во время редкого удовольствия не закричать вместо Олега Рома.
— Я не дуюсь, — кривлю лицо и иду к своей сумке. Пора в отель. Потом на поезд и домой. Хватит на сегодня приключений. И скандал с Олегом может стать одним из них.
И если с Ромой они стабильно оканчивались оргазмом, то с Афанасьевым лишь горечью.
— Просто я решила, что с меня довольно. Ищи себе другую стриптизершу.
Собираю вещи, надеваю джинсы, джемпер, чувствуя, как шерстяная ткань задевает чувствительные соски, и знаю, что все девчонки навострили ушки. Пускай. С голой грудью появилась, потрахалась в подсобке, можно и прилюдно расстаться с мужиком.
— И что ты будешь делать? — задает вопрос Олег, вытягивая каждый гласный звук. Чисто так по-московски, сразу выдает свое не слишком радужное воспитание и манеры.
— Все что угодно, только чтобы никогда не участвовать в этом, — я сделала неопределенное движение рукой, — искусстве.
— На панель пойдешь?
Усмешку на его лице хочется стереть оплеухой, но я зажимаю руку в кулак и иду мимо него.
— Полы мыть, детей учить, все что угодно, — в очередной раз чеканю я слова, как на демарше.
Машу девчонкам, нормальные вроде, без закидонов, и выхожу в полутемный коридор.
На миг замираю.
Кажется, что Рома еще в подсобке, сейчас выйдет, улыбнется редкой искренней улыбкой, обнимет, повернет время вспять.
То время, когда сердце заходилось от счастья, а горло хрипело только от криков экстаза.
Меня чуть вперед толкает Олег и, резко разворачивая, прижимает к стене.
Пытается поцеловать, но я отворачиваю голову, и его слишком мягкие губы касаются щеки.
На самом деле он вполне себе нежный, ну а когда выпивает, я стараюсь избегать встреч.
Старалась. Теперь надо заканчивать. Его ультиматум и встреча с Ромой быстро сместили приоритеты.
— Ты чего удумала? Один раз поругались, и ты решила свалить в закат?
Иногда странно было слышать от него, тридцатилетнего успешного мужика, подростковый сленг.
— По-твоему, то, что ты вытолкнул меня голой на сцену, не повод расстаться? — поднимаю брови и снова отворачиваю его лицо, которое ко мне тянется. Сколько можно? — Или, может быть, твои пьянки. Или твои измены?
Да, да, он трахал других, ну так говорили. И судя по его побледневшему, виноватому лицу, говорили правду.
Почему я не закончила все сразу, как узнала? Хороший вопрос. И ответ на него слишком сложный и долгий, чтобы думать сейчас, лучше оттолкнуть этого придурка, что нависает надо мной и прижимается все ближе.
— Отвали, — уже яростно прикрикнула я и наступила ему на пальцы ног.
— Ладно, — примирительно говорит он и поднимает руки, морщась от боли. Злорадство — это плохо, но и я не святая. Внутренне улыбаюсь.
