И я наслаждаюсь и этим. Рваными, резкими толчками, голодными поцелуями и непрерывным магнетическим контактом глаз.
И молчание. Оно сейчас золото. Кажется, скажи слово, и пробьет двенадцать ночи. Только вот Рома не принц, а я не будущая принцесса. Сейчас мы больше похожи на персонажей фьюри, совокупляющихся животных, рычащих и стонущих, не обращающих внимания ни на мораль, ни на место, ни на людей, что ждут нас на вечеринке.
Аня
Все заканчивается слишком быстро. Несколько мгновений ослепляющего восторга, оргазм, поглотивший вспышкой разум, и новое осознание.
А ведь ты прав, Рома. Я действительно стала шлюхой. Только ты сам меня в такую превратил, в личную, на все готовую путану.
Не хочу отпускать его из объятий, не хочу, чтобы этот момент заканчивался. Мы так и лежим: соединенные, потные, и долго-долго не можем очнуться, не хотим выходить из этого эротического тумана, который заволок наши мозги.
«Ну, раз не хотите вы, то пусть будет кто-то еще», — решила за нас судьба оглушительным стуком в дверь.
— Аня, тебе совсем плохо? Может, врача вызвать? — насмешливо говорит за дверью Афанасьев, очевидно уже прознавший о нашей отлучке, закончившейся случкой.
Рома смотрит мне в глаза и ждет, когда я отвечу «заботливому» Афанасьеву.
— Тошнило что-то. Сейчас иду.
— Давай, давай, а то вас уже ждут.
Рома с пошлым звуком покидает мое тело и подходит ко второй раковине, ополаскивая так и оставшийся твердым член, и поглядывает, как я свожу ноги и медленно спускаюсь на пол.
Ноги не держат, и Рома пытается меня поддержать, но я отклоняю его руку и отхожу в сторону, чтобы поправить одежду.
Приведя себя в порядок и подмывшись, выхожу первой и уже двигаюсь в сторону выхода, как вдруг чувствую вибрацию.
Смотрю на телефон, еще тот самый, подаренный Ромой, оглядываюсь выяснить, не подслушивают ли меня, и отвечаю Марку.
— Маму опять забрали в больницу. Сегодня нашел ее без сознания, — вот здесь ничего нового. Последние два года она почти оттуда не вылезала.
— Позвони Тамаре Михайловне.
— Да как бы уже, просто…
— Ну что? — уже злюсь на брата и его вокруг да около. — Говори как есть.
— Сердце отказывает. И это уже… ну совсем.
Глубоко вздыхаю и прислоняюсь лбом к прохладной стене. Это конец. Как ни ужасно, но болезнь матери стала уже нормой, к ней мы привыкли. А вот смерть. Где взять сердце женщине за пятьдесят? Ее даже рассматривать не будут.
Теперь я стала немного понимать ту девушку, что убила ради своей матери. Сейчас я была недалека от этого.
— Завтра днем буду, — продолжаю разговор. — И приготовь с утра что-нибудь нормальное, а не жареные яйца.
— Чем тебе яйца… — дальше уже не слышу, шум в ушах и отчаянье заполнили голову. Придется уходить с учебы. Это уже давно было известно. Только зря время тратила.
Резко оборачиваюсь и охаю, тут же уткнувшись носом в знакомую, уже несколько мятую рубашку. Интересно, по мне тоже видно, чем я занималась?
— Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?
— Рассказывай, — требует он, и меня бесит этот повелительный тон.
— Знаешь что! Просто отвали! — отталкиваю его, но тут же Рома возвращает меня к стене и ставит руки по обе стороны от головы. Возбуждение, получившее свой законный финал, больше меня не тревожит. Скорее гнев, что Рома ведет себя так, словно не в курсе…
— Я прошу оставить меня в покое. Ты сам сказал, трахаемся последний раз.
— Аня, — рычит он и бьет кулаком в стену, так что я невольно вздрагиваю. Я уже и отвыкла от такой страстности. — При чем тут секс? Как давно твоя мать больна?
— Ты задаешь тупые вопросы! — злюсь, снова толкаю его в грудь. — Ты с точностью до моего телефонного звонка должен знать, когда заболела мать. Кому, по-твоему, я первому позвонила?
Рома делает такое лицо, словно я его сковородой и по башке, прямо сейчас. Отходит на шаг и долго-долго хмурит брови.
Глава 32. Рома
Стою и просто не втыкаю, как подобное могло произойти. Как я вообще мог пропустить Анин звонок. Пропустил, и теперь она смотрит с укором, не верит в мое удивление.
— Аня, я…
Отворачивает свое красивое лицо и убегает из коридора. Хлопок двери как пощечина.
Пытаюсь вспомнить, когда я выпускал из рук телефон. Первые полгода тупо перелистывал наши фото.
Потом нахер удалил и долго перелистывал их в голове. Потом две недели искал специалиста, чтобы фото восстановили.
Думаю, нетрудно догадаться, что с работой в тот момент было туго. Я просто перестал появляться в больнице.
Перестал практиковать. Бухал. И так бы и было дальше, если бы однажды в моей заросшей грязью квартире не появилась Антонина.
Она, как полководец, взяла пехотинца и сделала из него сержанта.
Сначала я даже не понял, что происходит, просто она приходила, убиралась, готовила есть, садилась за книгу и читала мне медицинские сводки.
И где-то на одной из них выяснилось, что я хочу вернуться в хирургию. Ее отец держал для меня место по просьбе моей матери. И несмотря на то, что я всем и вся был должен, взять в руки скальпель была великая радость.
Смотрю, как Тоня прощается с последними гостями, и иду к дивану. Сажусь и наигранно расслабляюсь, хотя сердце стучит гулко, а нервы натянуты, как струна.
Значит, она решила, что должна вмешиваться во все аспекты моей жизни?
Удивительным образом только на жизнь Ани я влиял в полной мере, остальные же женщины влияли на мою. Неплохо влияли, но счастья не приносили.
Вечно всем должный, вечно ото всех зависимый.
Тоня распускает темный каскад волос и, взяв мартини с подноса официанта, идет к темному коричневому креслу рядом с моим. Садится и закидывает ноги на пуфик. Протяжно вздыхает, удовлетворенно наблюдая за уборкой.
— Как же я рада, что они все ушли.
Смотрю, как один из официантов, подрабатывающих студентов-медиков, прячет улыбку, кивает мне и уносит грязные бокалы.
Мне неожиданным образом понравилось пусть не учить, а направлять молодых парней и девчонок из медицинского в своих знаниях, как когда-то мой учитель направлял меня. Не давил, а заражал любовью к науке и медицине.
Долго смотрю на Тоню и пытаюсь понять, зачем ей я. Ведь знает, что люблю не ее. Трахаясь механически, всегда закрывал глаза, представляя другую.
Сказать, что я прямо-таки перспективный? Да нет. Теперь штатный хирург областной больницы и заведующий трансплантологией.
Это, конечно, успех, но без звезд с небес.
