— И что теперь будет входить в мои обязанности? — тихо, хрипло говорю, сама уже на грани обморока.
Хорошо хоть в больнице.
— Для начала можешь крепче обхватить член, — гортанно произносит он и показывает пример на моей груди, срывая с моих губ протяжный стон.
Глава 44
— О, но вам не кажется, доктор, что я могу сделать вам больно?
Рома иронично улыбается, толкая меня назад, головой к окну, и ставя руки на подоконник возле меня. Нависая. Подавляя. Погружая в омут страсти и вожделения.
— Больно ты мне делаешь, когда оттягиваешь неизбежное. Птичка.
Он с силой раздвигает мои коленки и восторженно смотрит вниз, туда, где, истекая влагой, сосредоточилась моя женственность.
Он пальцами щекочет мои нижние губки, поднимает взгляд и медленно приближается к лицу.
Целует долго, смакует плоть за губами, язык ласкает небо. Рука его трепетно водит по половым губам, задевая клитор и просясь в тесное лоно пальцем.
Поцелуй волшебный, кружит голову, и я сама невольно кручу бедрами в такт движений его пальцев. Чуть насаживаясь, одной рукой продолжаю водить по всей, такой идеальной, длине члена, а второй танцевать по холмам груди, поросшей короткой порослью.
Он руками подхватывает меня под бедра, целует крепче, уже прижимаясь всем телом, кожа к коже. Сердце к сердцу. Душа к душе.
Люблю его.
Люблю так, что дыхание перехватывает, и чувствую, что и его снедает то же чувство одержимости. Но почему, почему он предал меня, почему не появился тогда, когда был нужен, почему отдал Олегу!
Рыдание рвется из горла, и я не сдерживаю его, отталкивая от себя Рому.
Его взгляд затуманенный, видно, что он мало соображает.
— Я не могу так…
Он трясет головой, делает шаг ко мне и впечатывается горячим стволом в лобок, обжигая тело новым удовольствием.
— Зато я могу и хочу, а ты обязана.
— Своим давлением ты только все портишь, — отвожу лицо в сторону, но он берет за подбородок. Требует смотреть на него и уже без нежности вклинивается между бедер, раздвигая ноги почти в шпагат.
— Аня, Аня… Когда корабль настигает шторм, людям остается только ему подчиниться. Мы хотим друг друга, и я не собираюсь потакать твоим детским капризам, — говорит он, держа меня за подборок, смотрит в глаза и одним длинным движением рвется внутрь, заставляя изогнуться дугой и ощутить каждую вену его древка, каждую мышцу, что его стискивает, восторг, который бурей накрывает мои чувства.
Спасения нет.
Рома — моя буря. Рома — моя стихия. Нет спасения. Нет и шанса быть от него вдали.
Подчиняюсь быстрому рваному ритму толчков, на каждый вскрикивая и сильнее впиваясь ногтями в его дубленую кожу на плечах.
Он во мне. Он в моей душе и сердце. Он мое все.
— Люблю тебя, — не в силах сдерживаться, шепчу, и он гордо улыбается, только ускоряя темп после моих слов, и рычит на каждый размах бедрами.
— Люблю, люблю, моя, только моя.
Когда все заканчивается, когда последние волны оргазма нас отпускают, а я невольно наслаждаюсь тем, как из меня вытекает его семя, приходит отчаянье.
Какая же я слабая, что не могу противиться собственному телу и сердцу. Кажется, при рождении природа забыла наградить меня разумом? Кажется, Рома стал моим проклятием.
Глава 45. Рома
— Не делай такое лицо, — требую я, когда вижу, что она на грани истерики. Веду ее к раковине, умываю лицо, между ног, не могу удержаться от того, чтобы не погладить грудь с еще возбужденными горошинками сосков.
— Такое ощущение, что тебя принудили.
— А разве не так? — бьет по рукам, которые сами собой начали мять грудь. — Разве ты меня не шантажировал?
— Я дал тебе выбор, не более того.
— Не было никакого выбора, — кричит. — Я уже жалею, что встретила тебя, потому что…
— Что? — поднимаю брови, стараясь не смеяться над ее нелепым гневом обиженной, но вполне удовлетворенной женщины.
— Ты превратил меня в шлюху, — шипит она и пытается отвернуться, но я не даю. Очень интересно послушать. — Я просто не могу отказать тебе. Тело само тебя хочет. Я не хочу…
— Любое наше желание, малыш, — беру ее за трясущиеся плечи, — идет из мозга. Я, наоборот, рад, что твое тело так на меня реагирует. В другом случае вернуть тебя было бы сложнее.
— Знаешь ли, возвращение с помощью шантажа такое себе, — она замирает, открывает сладкий ротик, и я быстро целую нежные губы. — Почему ты хочешь меня вернуть?
— Потому что мы не должны жить в несчастье из-за моей сраной ошибки. Потому что я люблю тебя, потому что моя жизнь без тебя была откровенным дерьмом.
Вот честная оценка тех трех лет без нее. Дерьмо. Даже отношения с Тоней.
Вижу, как она не уверена в моих словах, хоть и знает, что правду говорю.
— Я не знаю, что ответить на это, Рома. Ты знаешь, я тоже. Я тоже, — она делает глубокий рваный вдох и на выдохе шепчет, полностью сдавая позиции: — Я тоже тебя люблю. Так люблю, что дышать больно. Но я не могу так просто…
— Не надо ничего забывать, малыш, — прижимаю тонкое, обнаженное тело к себе и целую в макушку. Какая же она маленькая. — Надо просто меня понять и простить, а главное, помнить, что я костьми лягу ради того, чтобы ты снова посмотрела на меня как на бога, чтобы снова доверяла.
— Тогда… — она прикусывает опухшую от рыданий губу. — Рома, пожалуйста. Дай мне время. Дай нам время.
Это просто невозможно, я не хочу оставаться вдали от нее ни на день. Но разве можно отказать, когда такие глубокие, синие глаза смотрят на тебя и умоляют, два озера, в которых ты давно уже утонул.
— До конца выздоровления твоей мамы, и ни днем позже. Ты же не хочешь, чтобы она долго болела?
— Нет, конечно, — улыбается она и утирает редкие слезы.
— Только…
Она напрягается, пытается отойти, но я прижимаю ее к стене и губами рисую узор на щеке, цепляя мочку ушка.
— Только будем видеться пару раз в неделю…
— Как видеться? — подозрительно уточняет она, держа руки на моей груди — и не притягивая, и не отталкивая.
— В одежде, Аня, в одежде.
Я не планирую давать ей много времени на размышления, поэтому назначаю встречу уже через два дня после нашего договора.
Хочу сводить ее на только что отстроенное колесо обозрения. Уж в тесной кабинке ей точно никуда не деться от моих рук и губ. Члену я сказал лежать. Тот, конечно, упрямо меня не слушает, стоит только мыслям уйти в сторону Ани: ее улыбки, ее тела, ее нежного голоса.