Выйдя из машины на улицу, даже не вспомнили о зонтах. Быстрым шагом мы с Глебом и Пашей добрались до калитки, через которую и перемахнули друг за другом. Со стороны, скорее всего, мы были похожи на каких-то бандитов: все в черном, воротники плащей и курток подняты, на руках перчатки. Да, мы поступали как варвары, забираясь на чужую территорию, но ждать, пока Елисей спрячется еще лучше, я тоже не мог.
Галю мы оставили в машине за старшую, да и незачем женщине быть на таких разборках, хотя она сказала, что будет прикрывать наши задницы, потому что мы просто любители притягивать все самое плохое. Такая формулировка нам не очень понравилась, но пришлось согласиться.
Быстро преодолев двор, мы остановились у высокой входной двери, над которой имелся вполне себе добротный козырек, спасающий нас от дождя, который наконец-то начал утихать. Стряхнув с лица и волос капли воды, я позвонил в звонок и стал ждать.
— Кто? — послышался тихий женский голос, а в груди что-то болезненно и неприятно сжалось. Вот куда подался Смирнов, теперь все стало понятно.
— Свои, — ответил, сжимая губы в тонкую линию.
На некоторое время дом погрузился в безмолвное молчание, а после послышался скрип замка, который вызывал у меня какое-то отвращение и чувство неизбежного. Вот мы сейчас посмотрим друг другу в глаза, и что будет? А ничего, вот совершенно ничего не будет…
Когда дверь открылась, я просто отодвинул в сторону ахнувшую женщину, которая явно узнала во мне своего сына, а вот я на нее даже не посмотрел. Не смог, не сумел перебороть презрение и обиду.
Пересек коридор, за ним гостиную, которая была пуста. Глеб и Паша помчались на второй этаж, а я быстро стал обходить небольшие хоромы, где решил спрятаться Елисей. Конечно, мог бы сразу догадаться, что этот трус побежит прикрывать жопу к родителям. Своей-то головы на плечах нет, отвечать за поступки как мужчина мы не умеем.
Пройдя в кухню, я вновь вернулся в гостиную, чтобы дождаться парней. Они по-любому найдут Елисея.
— Что… что происходит? — взволновано начала Марина Федоровна, но со второго этажа послышался приглушенный вскрик, а после показались Глеб и Пашка. Да не одни, а с уловом!
— Прятался в шкафу, — удовлетворенно проговорил Павел, смотря на извивающегося в своих руках Елисея, который был похож на склизкого червя.
Мало того, что он пытался освободиться из захвата, так еще и пинался. Да-да, он дергал ногами, тряс руками, но это выглядело скорее комично, а не серьезно. До цели ни один замах не дошел, как бы брат ни старался, ни пыхтел и ни шипел на нас.
Глеб, недолго думая, подтолкнул Смирнова в мою сторону, давай мне возможность сделать все, что посчитаю нужным. И вот мы, два брата, смотрим друг на друга. Рядом причитает мать, но нет, она не пытается как-то успокоить нас, не пытается что-то предпринять, она просит за своего любимого сыночка.
— Борисик, не надо! — взмолилась она.
Волна омерзения прокатилась по телу. Как она меня там назвала, Борисик? Серьезно? Мне не послышалось?
— Надо, — коротко ответил и с первого же удара левой руки сшиб Елисея с ног. Он как мешок картошки повалился на пол, прикрываясь руками. Даже не попытался подняться и ответить мне, он не предпринял ни-че-го! А вот Мария Федоровна бросилась на его защиту, накрыла сына своим телом и просила бить ее, но не трогать Елисеюшку.
В общем-то, все, товарищи, перед нами типичный маменькин сынок, с которого в детстве сдували пылинки, целовали в одно место и подносили все на блюдечке с голубой каемочкой.
— Твой Елисеюшка, — с трудом выговорил я, морщась от отвращения, — почти насмерть сбил человека и сейчас сидит здесь, прячась от правосудия. Как думаешь, по какой статье сама пойдешь вслед за сыном, раз укрываешь преступника?
Вся краска с ее лица спала. На меня смотрели огромными серыми глазами, которые мать унаследовала от деда. Она не верила ни единому моему слову, наверное, именно по этой причине Елисей, сидя за ней, и храбрился. Лыбился довольно, чуть морщась от боли.
— Мы уже передали все данные и то, что успели нарыть в правоохранительные органы, — сказал Глеб, который моментально заткнул Смирнова, собирающегося что-то мне сказать.
— Елисеюшка… это правда? — а Елисей поднялся на ноги, опустил низко голову, как будто принес в дневнике двойку и сейчас ему за нее было очень стыдно. Плечи его поникли, и весь вид говорил сам за себя.
— И проверки свои внеплановые отмени, — посоветовал, — я ведь могу по вам всем пройтись так, что ничего не останется, даже этого милого домика. Я ведь тоже умею угрожать…
Мать поднялась вслед за сыном и, прижавшись к его плечу, готовилась реветь. Плечи у стоящей передо мной женщины затряслись, а из глаз покатились слезы. И знаете, я увидел осуждение в ее глазах, но только моим угрозам. Казалось, что все остальное она уже давно пропустила мимо себя. Елисей же, пользуясь заминкой, быстро достал телефон, и то, что он сказал, повергло нас в шок.
— Начинайте! — проорал он в трубку телефона, пролетая мимо меня к входной двери, за который сразу же и скрылся. Мы как три идиота смотрели на пустое место, где совсем недавно был Смирнов, на запачканный кровью пол, на застывшую мать этого придурка.
— Он только что при всех подписал себе смертный приговор, — проговорил, вспоминая о том, что в машине осталась Галя. Может, хоть она этого бедолагу поймала?
Гуськом вышли на улицу и сразу же перешли на бег, желая оказаться как можно дальше за этим дурацким забором. На улице недалеко он нас стояла разбитая машина Елисея, рядом моя, тоже помятая. А на дороге, лицом в грязи, с заломленными за спину руками, лежал поверженный Смирнов. На нем без особого стеснения сидела злая Галя, которая отдавала четкие приказы.
— Так! — сказала она, заприметив нас, — этого сейчас заберут, Николаев пришел в себя и уже дал кое-какие показания, по новостным каналам дали очередной обзор аварии, ну и нам подожгли офис. Пожарная система, кстати, не сработала!
Елисей что-то булькнул на эту пламенную речь, но, получив по шее, быстро притих. А я что? А я ничего, буду решать проблемы по порядку… Куда нестись в первую очередь даже не знал, в офис, наверное, но там есть Сева. К Николаеву? Еще успеем поговорить…
