– Ценная у тебя особенность, – одобрительно хмыкнул Антон. – Надо ее использовать по максимуму.
Надо же… Виктор давно понял, что глазами он информацию воспринимает плохо, прочитанное мгновенно выветривается из головы, а вот услышанное оседает прочно. Но его за это обычно ругали: «Что ты повторяешь, как попка? Расскажи своими словами!» – требовали и учителя в школе, и преподаватели в Университете МВД. А как расскажешь? Чтобы своими словами изложить, нужно же смысл понимать, а с этим у Вити было туговато. Он не тупой, просто думает медленно. Потому и учеба шла трудно, требовала времени и усидчивости, настойчивости и упорства. Сначала прочитать самому себе вслух учебник, запомнить все имена, названия, даты, цифры, потом сидеть и разбираться, чтобы уловить суть и суметь осмысленно пересказать.
И вот только что его впервые похвалили за умение воспринимать на слух. Назвали это качество ценным. Посоветовали использовать его в работе. А как использовать-то?
– Хорошо бы, чтобы нам назвали Тремасова, – продолжал между тем Сташис, – а в идеальном идеале сообщили бы, что за некоторое время до убийства Леонида начали происходить какие-то необычные вещи. Московское жилище убитого отработали, там голяк полный, консьержки в подъезде нет, с соседями он не знакомился, так что никто ничего интересного не рассказал, но Леонид же приезжал к отцу за город, и довольно часто, как следует из материалов, собранных на «земле». Вот представь: приезжает в дом Чекчурина и Горожановой сам господин Тремасов, собирается порешать какие-то вопросики, или наносит визит вежливости, или праздник там, день рождения, ну, все такое. Приезжает, само собой, не один, крупные бизнесмены редко когда сами себя возят, с ним наверняка и помощник, и охранник, и водитель. И пока Тремасов развлекается разговорами за рюмочкой коньячку, кто-то из его прихлебателей обращает на себя внимание домашней челяди. Может, вопросы странные задает, суется, куда не звали, выходит за территорию и с кем-то общается. Идея понятна?
– Понятна, – кивнул Виктор и с сомнением добавил: – Тухло это все как-то… Не по делу.
– Сам знаю, – со вздохом откликнулся Антон. – А какой выход? Очеретина отпускать нельзя, пока с группой его не разберемся, а группу светить тоже нельзя.
– Да почему нельзя-то?
– Потому что один из ее участников – офицер полиции и мы обязаны проинформировать «гестаповцев», а если эти орлы влезут – все, пиши пропало. И дело загубят, и нам за утечку информации прилетит.
Вот же черт! Точно, Гиндин Илья Кириллович, капитан полиции. И почему Виктор сразу-то не сообразил? Правильно его всю жизнь тугодумом обзывали. Тормоз – он и есть тормоз.
– А легенда у нас какая? – спросил Вишняков.
– Никакой. Работаем честно и открыто. Раскрываем убийство сына хозяина и пасынка хозяйки. Сегодня утром на допросе у следователя господин Ахмеров, ближайший соратник господина Чекчурина, дал показания, из которых следует, что убийство Леонида Чекчурина связано, скорее всего, с местью недоброжелателей его отца или мачехи. Но мы тут все люди взрослые и понимаем, что оппоненты по партийной или депутатской работе никогда не станут сводить счеты таким зверским образом, значит, речь идет о бизнесе, связанном с криминалом. Убить сына, чтобы запугать родителей или отомстить им, – это почерк полных отморозков. И мы, опрашивая обитателей дома, пытаемся выяснить, кто из контактов хозяев может быть связан с подобным народцем. Попутно прощупываем имя Очеретина.
– Ясно.
* * *
Виктор отчего-то был уверен, что загородный дом депутата Чекчурина окажется огромным и похожим на дворец. По службе ему пока не приходилось бывать в таких дворцах, а вот по дружбе с однокурсниками – довелось, причем родители этих однокурсников, как правило, носили погоны и имели звания. Виктор, независтливый и равнодушный к чужому достатку, просто отмечал для себя, что те, кто поумнее да посмекалистее, умеют делать хорошие деньги и в полиции, и в прокуратуре, и на следствии. Мысль о том, что хорошо бы и ему стать таким же богатым, даже в голову не приходила. Во-первых, он, Витя Вишняков, серенький обыкновенный тугодум, никогда больших денег все равно не заработает, а во-вторых, на кой фиг они ему сдались? Денег должно быть достаточно, чтобы чувствовать себя независимым, а для этого, если подумать как следует, особо крупные суммы и не нужны. Ну, были бы у него такие хоромы, как, например, у семьи Юльки Моисеевой, где они всей группой три или четыре раза собирались, и чего? Самому убираться на всех трех этажах, мыть, пылесосить? Или прислугу нанимать, входить в лишние расходы? Или специально жениться на ком-нибудь, чтобы сидела дома и вела хозяйство? Да больно надо! От больших денег большой геморрой, в этом Виктор был свято убежден, хотя его старший брат подобную позицию не только не разделял, но еще и смеялся над младшим, называл его лузером с идеями самооправдания. Но оправдываться Вите было не в чем, он твердо знал, что имущество привязывает, а недвижимое имущество и вовсе сковывает по рукам и ногам, лишая людей возможности распоряжаться своей жизнью свободно и независимо. Вот не далее как в минувшем октябре, когда он всего месяц с небольшим прослужил в должности опера, на их «земле» жители собрались на стихийный митинг против реновации: люди не хотели выезжать из своих любовно оборудованных и отремонтированных квартир и переселяться в новое жилье. И не в том дело, что в другой район ехать (хотя и в этом тоже, само собой), а именно в том, что у них отнимали то, во что вложена душа, и вынуждали тратить силы, здоровье, нервы и финансы на обустройство на другом месте. Деньги, конечно, тоже вложены, и их тоже жалко. Но Витю тогда больше всего потрясло, что люди, пришедшие на митинг, чаще говорили не о деньгах, а именно о чувствах. Квартира досталась от родителей, это память… В этих стенах произошло столько хорошего… Мы с мужем вложили в ремонт столько фантазии, столько тягот натерпелись от этого ремонта, столько переживаний, и вот все позади, и мы счастливо живем, оборудовали комнату для детей, вся мебель встроенная, сделанная на заказ точно под размер наших комнат, и куда ее теперь? В другую планировку она не встанет. Мы надеялись на годы комфорта и покоя – и вдруг такое… В общем, много слов было сказано, пока людей не разогнали, и эти слова в тысячный, наверное, раз подтвердили правоту Виктора: не нужно оседать и пускать корни, не нужно иметь много имущества, и уж тем более не имеет смысла заводить собственные дома. Жилье должно быть съемным, его должно быть легко сменить, чтобы иметь возможность жить там, где хочется, и работать там, где нравится. И вообще, в стране, где частную собственность не охраняют и не уважают на уровне законов и государства, лучше этой собственности иметь как можно меньше. Потому что в любой момент могут прийти и все отнять. Ворвутся в семь утра и начнут дверь бензопилой выпиливать, а потом окажется, что адресом ошиблись. И даже не извинятся. А уж о том, чтобы возместить ущерб и поставить новую дверь, разговоров вообще не ведется. А «Ночь длинных ковшей», когда внезапно снесли маленькие торговые точки возле станций метро, хотя у владельцев на руках были должным образом оформленные и совершенно законно полученные документы о собственности? И вся эта эпопея с реновацией – яркий пример того, как власти относятся к праву собственности своих граждан. В нормальных странах это право свято и неприкосновенно. Но не в России. Так что не надо ля-ля, товарищи, проще и правильнее быть перелетной птицей, имущества не иметь и нигде не оседать прочно.
