Она снова взялась за бутылку, сделала несколько глотков, чтобы оправдать паузу. Вода помогла. Нет, конечно же, Артем никакой не параноик, это она сама больна гриппом, плохо себя чувствует, потому и соображает с трудом.
– Но полиция же не знает о списке, – беспомощно проговорила она. – И не узнает. Как она сможет узнать?
Артем ласково взял ее за руку, но взгляд его оставался жестким.
– Ты очень язвительно, но в целом правильно заметила насчет свечки, которую я не держал над Фадеевым. А ты? Держала свечку над своим пациентом? Каждый день? С утра до вечера?
Инга растерялась. Игорь ведь написал о том, что собирался передать список Стекловой. Собирался. Но передал ли? Об этом в тетради не сказано. Или сказано, но Инга невнимательно прочитала? Если передал, значит, список теперь гуляет неизвестно по чьим рукам и непонятно в каких целях. О своем сотрудничестве со Стекловой Игорь никогда не рассказывал Инге, пока был жив. Она обо всем узнала только из его записок. И спросить теперь не у кого. Что написано – то написано, и ни слова прибавить невозможно. Если только у самой Стекловой спросить…
– Нет… Конечно, нет. Я сидела с ним круглосуточно только в последние дни, когда он… уходил. А так – приезжала несколько раз в неделю, делала процедуры.
– Значит, ты не можешь быть уверена, что об этом списке не знает никто, кроме тебя. Или можешь?
– Не могу, – призналась она.
Артем помолчал, потом снова заговорил.
– Инга, милая, не нужно ждать, пока полиция сама узнает, иначе тебе не отмыться от подозрений до конца дней. По закону подлости этот чертов список обязательно где-нибудь всплывет, и у тебя начнутся огромные проблемы. Будет лучше, если ты сама обратишься в полицию и все расскажешь. По крайней мере, подозрений будет меньше.
– Я не пойду ни в какую полицию! – решительно заявила Инга. – Я знаю, как они там с людьми обращаются.
Артем неодобрительно покачал головой, потом смягчился, погладил ее по руке.
– Понимаю. Но дай слово, что если тебя спросят – ты не станешь ничего скрывать. Поверь мне, так будет лучше. Договорились?
Она молча кивнула головой и откинулась на подушку, всем своим видом давая понять, что пора оставить ее в покое.
Олег Литвинович
Это была его Голгофа. Когда-то давно, в школьные годы еще, ему попалась повесть с таким названием. Автора Олег не запомнил, да и саму повесть, если честно, читать ни за что не стал бы, будь на то его воля. Его в том возрасте куда больше интересовали «стрелялки-догонялки» и «Звездные войны», но куда ж деваться, если не повезло сломать ногу у бабушки с дедом на даче, далеко от Москвы, и лежать в гипсе. Вот и пришлось перебиваться всяким старьем, скопившимся у маминых родителей: с собой на каникулы вообще никакой развлекухи не притащил, ни книг, ни кассет с фильмами, ни видюшника (хотя отец, сто пудов, не разрешил бы увозить технику из дома, но Олег знал место, где можно было взять приставку напрокат совсем недорого), уверен был, что с местными пацанами и без того найдется, чем себя порадовать. Нашлось, конечно. Но ровно на четыре первых дня. А потом началось вот это всё с ногой, гипсом и ветхими журнальчиками «Роман-газеты», если по телику ничего путного не показывали.
Повесть ему не понравилась, но запомнилась. Все в ней было печально и безысходно, мужик на грузовике кого-то угробил и потом долго пытался помогать семье погибшего, чтобы выпросить себе прощение, а они его не прощали и помощь не принимали. Впрочем, насчет грузовика Олег был не очень уверен, с годами многое из памяти стирается и одно заменяется другим. Но то, что мужик-водитель страдал и постоянно грыз самого себя, помнил точно. Эти страдания стали его Голгофой.
«Почему из всего прочитанного за те недели я запомнил только эту повесть? – спрашивал себя Олег. – Неужели предчувствие? Неужели уже тогда, четверть века назад, мне был дан знак, что такая же Голгофа ждет меня самого?»
Тот день, вернее, первую его половину, Литвинович помнил в мельчайших подробностях. У семимесячного сына что-то болело, а может, просто капризничал, и они с женой не спали всю ночь, по очереди носили на руках истошно вопящего малыша, утром, измученные и невыспавшиеся, суетливо собирали в садик пятилетнюю дочку, которая сначала не хотела вставать, потом не хотела есть творог со сметаной и ягодами и, заливаясь слезами, требовала сладких хлопьев с клубничным киселем. Жена, вымотанная, как и все матери, имеющие маленьких деток, срывалась и орала и на дочь, и на мужа. Сам Олег нервничал, потому что на десять утра назначены были ответственные переговоры, решающая роль в которых отводилась сделанному им финансовому анализу предлагаемой сделки.
Переговоры прошли успешно, к выводам, вытекающим из представленного Литвиновичем анализа, консультанты партнеров придраться не смогли, как ни старались, и Олег с облегчением выдохнул. В эту крупную компанию его взяли недавно, и хотя репутация у него на прежнем месте работы была неплохая, здесь ему пока не особо доверяли, к ответственным заданиям не допускали, присматривались, оценивали. И вот, наконец, впервые поручили сопровождать такой серьезный проект. Облажаться никак нельзя: на кону карьера и будущее.
Шеф остался доволен, похвалил и даже поблагодарил, но уже через полчаса отправил Олега в консалтинговую фирму с каким-то ерундовым поручением, с которым справился бы и простой курьер. Литвинович ехал по городу, чуть не лопаясь от счастья, улыбался сам себе, а стоя на светофорах, с удовольствием и интересом разглядывал улицы и дома, особенно вывески и рекламы. Надо же, как интересно! Когда настроение плохое или забот полон рот, любое название вызывает лишь раздражение и злость. Ресторан? Ну да, конечно, у бездельников всегда времени вагон, чтобы по ресторанам рассиживаться, им на хлеб зарабатывать не нужно. Кинотеатр? Вот нет у людей других проблем, они и ходят всякую муть смотреть, пустые мозги отравой забивают. Магазин элитной мебели? Само собой, разве можно нормально выспаться на обычной кровати с хорошим ортопедическим матрасом? Вот если на спинке ручная резьба и по краям еще цветочки, покрытые золотом, то сон будет куда здоровее и крепче. Льготные кредиты в надежном банке? Ага, спасибо, плавали, знаем, себе дороже выйдет, кругом один обман. Зато в хорошем настроении каждая вывеска давала повод порадоваться и даже помечтать. Оставить детей с бабушкой, например, и сходить с женой в ресторан, приятно провести вечер. Чем плохо? Или даже съездить на море, куда-нибудь в Испанию. Не сейчас, конечно, сын еще мал, но через годик – почему нет? Через год, если все пойдет, как сегодня, Олегу и зарплату существенно прибавят, можно будет даже няню с собой вывезти, чтобы и дети рядом были, и самим нормально отдохнуть. «Кенгуру», магазин для беременных? А что? Очень даже возможно, только пусть Светка, жена, немножко в себя придет. Старшая – в школу, младший – в садик, и вперед, к третьему ребеночку!
Из этих благостных, радостно-возбужденных грез Олега выдернул телефонный звонок. Мамин голос дрожал и срывался. Отца увезли на «Скорой», все очень плохо, врачи дали понять, что лучше на всякий случай успеть попрощаться. У Олега потемнело в глазах, от охватившей его паники затряслись руки, пришлось припарковаться. Он с трудом попадал дрожащими пальцами в экран навигатора, чтобы выстроить маршрут до больницы, адрес которой назвала мама. Наконец справился. Постарался сосредоточиться, сделал несколько глубоких вдохов. Снова поехал. «Все очень плохо… успеть попрощаться… очень плохо… успеть попрощаться…» Дорога впереди свободна, можно прибавить скорость.
