— А ты! — захлебываясь наконец-то вырвавшимися на волю словами заверещал распятый. — Ты что, чистенький?! Такой же, как все, живоглот! Иисус Навин хренов! Робин Гуда из себя корчишь? Так и скажи — долю тебе не предложили, вот ты и изгаляешься! Сколько ты хочешь?! Пятьдесят штук? Сто?..
Афанасий медленно встал со своего места и лениво махнул автоматом, словно сгонял с лица молодого человека надоедливую муху. Голова распятого резко мотнулась влево, с глухим стуком впечаталась в стену и безжизненно упала на грудь.
Афанасий укоризненно покачал бритой башкой, посмотрел на валяющийся у ног Стаса слюнявый кляп, скривился, одним движением оторвал от пиджака бизнесмена другой карман, старательно свернул его в трубочку и ловко ввернул в безвольный рот молодого человека, потерявшего сознание от страшного удара стволом автомата.
Лицо Стаса перекосила брезгливая гримаса.
— Такой же, как все, — зло сплюнул он. — Ишь, пидор гнойный, разговорился.
Другая реальность, шипя мертвыми голосами, отступила на задний план. Витек повернул голову и посмотрел на Стаса.
— А он не прав?
Но Стас уже взял себя в руки. Его не так-то просто было вывести из себя.
— Конечно прав, — сказал он. — Только со своей колокольни. Знаешь, Виктор, один неглупый иностранный парень по имени Карлос сказал, что существующий мир есть ни что иное, как его описание. То есть любая общепринятая истина истиной не будет, если ее описать по-другому…
— А мне Ленин больше нравится, — встрял в монолог Стаса Афанасий. — В статье «Как реорганизовать Рабкрин» он написал: «Было бы ошибкой думать…»
Афанасий громко и заливисто засмеялся над собственной шуткой.
— Ты что, книжки никак читать начал? — удивился Стас.
— He-а. В отрывном календаре было. В юмористическом.
— Тогда понятно, — кивнул Стас. — Только на эту тему у Экклезиаста лучше: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
— А мне вся эта заумь по-хрен, — зевнул Афанасий. — И вообще, по-моему, ты, Стас, в натуре заморачиваешься. Грохнули б давно этих кексов, в бетон закатали — и по бабам. А то Ленин, Экклезиаст… Так и самому себе собственную кукушку свернуть недолго.
Стас ничего не ответил и повернулся к Витьку.
— Так вот, насчет описания мира. Взять того же Робин Гуда, о котором упомянул вон тот юноша бледный со взором горящим. Тот Робин с фамилией, которая в переводе означает «хороший», несомненно, личность в высшей степени романтическая, героическая и априори достойная уважения. Защитник угнетенных, экспорприатор экспроприаторов и все такое. А с точки зрения тогдашнего правительства графства Йорк — бандит, душегуб, по-современному руководитель организованной преступной группировки. И где истина?
Витька почему-то заинтересовала тема. Он даже ожил немного.
— А этот… Иисус?
— Иисус Навин? Из той же серии. Библейский полководец, который, несмотря на то, что Бог сказал ему тщательно хранить и выполнять закон, который завещал Моисей, — то есть заповеди, и «не убий» в том числе — вырезавший море народу для того, чтоб евреям комфортно жилось в земле обетованной. Кстати, Бог Иисусу усиленно помогал, в ходе одной битвы даже остановил заходящее солнце, чтоб протеже мог при свете без помех докромсать очередную партию аборигенов. Короче, с точки зрения христианства, клевый был царь во всех отношениях. А с точки зрения его жертв? Но если честно, сам тащусь от этого Навина. Реально был крутой и отмороженный чувак. Я, кстати, потому и фамилию его себе взял. Уважаю… Кстати, у древних викингов — по тогдашним меркам, отнюдь не тупорылых дикарей, судя по их культурному наследию и песням скальдов, от которых и сейчас многие народы тащатся, — был интересный метод воспитания воинов. Сначала ребенок должен был убить цыпленка. Причем, голыми руками. Потом курицу тем же способом. А потом — раба. Ребенок — раба. Голыми руками. Причем, с точки зрения викингов, это отнюдь не было дикостью. Это было нормой жизни. Формировался боевой дух будущего воина, необходимый в битвах за новые земли. Неудивительно, что они завоевали Англию.
— Но так ведь можно все оправдать, — растерянно проговорил Витек.
— Именно, — усмехнулся Стас. — Только не оправдать, а объяснить. Оправдываются виноватые. В твоем случае ты убивал только по необходимости. И убивал кровопийц и уродов. А иначе сейчас бы гнил в земле сам. Если помнишь со школы, Пересвет — схимник! То есть, наиболее аскетичный и близкий к Богу монах, убил Челубея — и потому герой народный вот уже шестьсот с лихуем лет.
— Но и Челубей, вроде, убил Пересвета… — неуверенно сказал Витек.
— Правильно понимаешь. И он тоже герой. Только с точки зрения своего народа.
Витек опустил локти на колени и обхватил руками голову. Голова была легкой и пустой, как футбольный мяч. В ней не было ничего. Ни одной мысли. И чужих голосов там, кстати, тоже не было.
Толстый бизнесмен с ужасом глядел со своей стены на сидящую перед ним троицу. И хотя кляпа у него во рту не было, а веревки, под весом тела глубоко, до мяса врезавшиеся в кожу, причиняли невыносимую боль, он за все золото мира не решился бы раскрыть рта. Он чувствовал всеми своими измученными болью, просящими о пощаде нервами — скажи он хоть слово, обрати на себя внимание — и все. О нем вспомнят и не помилуют. И сейчас, пусть даже вот так, вися на стене, он хотел жить и тянул мгновения, отдаляя страшную минуту.
— А как же Бог? — тихо спросил Витек.
— Это ты опять насчет «не убий»? — небрежно поинтересовался Стас. — Снова придуриваешься? А как насчет всего, что я тебе только что говорил? История любой религии, в том числе и христианства — это море крови, включая крестовые походы и костры инквизиции. Почитай Библию на досуге, например, ту же книгу Иисуса Навина. И что? Десятки тысяч людей, убитых руками христиан. «И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов и овец, и ослов истребили мечом». Это цитата. Непонятно только, чем им ослы-то не угодили?
— А ты часом не сатанист? — осторожно спросил Витек.
— Вряд ли, — рассмеялся Стас. — Признаться, Ла Вея с Кроули читать приходилось, но и там бреда предостаточно. Так что, Витя, исходя из того, что кумиров себе создавать не стоит, единственный мой судия не Бог и не Сатана, а я сам. И мои ошибки — это мои ошибки, которые я сам признал ошибками. На которых я учусь и которых стараюсь не повторять.
Витек подумал, что сейчас Стас высокопарностью речей, произносимых высоким штилем, здорово смахивает на покойного Саида. Случайно ли?
— Но ведь у других людей может быть другое мнение… — попробовал возразить он.
— А на чужое мнение мне глубоко положить, — сказал Стас. — Прислушиваться стоит лишь к тем людям, которые добились в жизни большего, чем ты. И то добились вещей, которые ценны для тебя, а не для кого-либо другого. Но только прислушиваться, а не воспринимать их слова как руководство к действию. Только я таких на сегодняшний момент в поле своего зрения не обнаруживаю…
