Он ощущал радость от своей правоты. Его за это наградят.
– Правильно. Молодец, Рики.
Это и была награда. Похвала. Он справлялся с задачей. Красный камень раскачивался из стороны в сторону. Он ощущал струящийся в окно солнечный свет. Мятное дыхание главврача. Некоторые его чувства обострились до предела, другие, напротив, полностью исчезли.
– Очень, очень хорошо. Что еще?
– Бессмертие.
– В точку. Ты постигаешь все так быстро! Ты знаешь, почему я выбрал именно тебя, Рики? Ты знаешь, почему тебе выпало быть моим Пациентом Ноль?
Он не знал, но камень, ритм, раскачивание из стороны в сторону – все это давало ему понять, насколько хочется это знать. Более того, не было ничего важнее ответа на этот вопрос. Не было ничего, кроме ответа на этот вопрос. Точка.
– Почему? Почему – я?
– Другие были умными, – ответил главврач. – Они были более сообразительными, более образованными, они больше хотели мне угодить, больше интересовались научной подоплекой или философским обоснованием всего процесса. Но оказалось – к моему огорчению, и я это признаю, – что всего этого недостаточно. Более того, результаты были настолько далеки от того, чего я рассчитывал достичь, что сам эксперимент в корне отличался от того, в котором участвуешь ты. Но затем вмешалась судьба, полная противоположность науки и одновременно ее извечный спутник, и предыдущий пациент совершенно случайно подошел совсем близко. Это заставило меня выдвинуть новую гипотезу. Биология. Все это время ключом к ответу была биология. – Главврач вздохнул, как будто разочарованный собственной недальновидностью, но быстро взял себя в руки. – Ты… Ты такой же любознательный, как и он. В любознательности, Рики, заложено движение. Она толкает человека вперед. Она обладает энергией.
Да, энергией, совсем как камень. Как движение камня из стороны в сторону…
– А теперь, Рики, расслабься и полностью открой свой разум. Я так много должен тебе рассказать, ты столько должен понести дальше, в будущее…
* * *
Ему казалось, что его голову вскрыли, а затем снова закрыли. Но при этом в ней что-то оставили. Голова болела – в висках громыхало, – как будто его мозг был огромным количеством начинки, которую запихнули в маленькую индюшку. Или как будто на маленькой странице сгрудилось слишком много слов.
Рики застонал, перекатываясь с бока на бок, насколько это позволяли закованные в наручники руки. Это была пытка иного рода. Безумное похмелье, хотя он не выпил ни капли спиртного. Он пытался вспомнить, что с ним произошло, заполнить провал в самой середине дня. Он проснулся, позавтракал, потом прочитал записку Кэй, а потом санитары отвели его в комнату в конце коридора и окатили ледяной водой из шланга. Направленная на него струя была такой силы, что казалось, будто она сдирает с него кожу. А потом он снова оказался в своей комнате, где его уже ожидал главврач.
Из кожаного чемоданчика снова возник красный камень, а потом… Ничего. Провал. Но Рики чувствовал, что что-то изменилось, что он каким-то образом изменился.
Он не был игл-скаутом, но понимал, что уже сгущаются сумерки. Главврач оставил открытыми шторы на окне во двор, и вместо яркого дневного света комнату заполняло более мягкое золотистое свечение.
Это время дня всегда напоминало Рики о Мартине. Мартин ел ледяную стружку, а Рики делал вид, что поет первую попавшуюся песню, пришедшую на ум. Но сейчас представить себе все это оказалось труднее, как будто кто-то с ножницами прошелся по его воспоминаниям. К примеру, он помнил, что когда-то пел песню человека по имени Отис Реддинг
[6], хотя сейчас не мог вспомнить из нее ни единого слова.
– Что со мной происходит? – прошептал он.
Возможно, в том, что он забыл слова песни, не было ничего страшного, но его это потрясло. Он не мог их забыть. Для него это было совершенно несвойственно.
Дверь отворилась, и он начал стучать закованными в наручники руками по раме кровати. Сестра Эш поспешила к нему, держа в руках поднос с обедом. Ее волосы были в ужасном состоянии. Их прикрывала шапочка, криво закрепленная с обеих сторон шпильками. Рики заметил, что санитар, которого он прозвал Ларчем, стоит в коридоре у самой двери.
– Сегодня у нас совсем мало времени, – прошептала она, оглянувшись через плечо и убедившись, что дверь закрыта, прежде чем освободить его руки. – Я не знаю, подозревает ли что-то главврач. Надеюсь, что нет. Если ты собираешься сегодня выходить из палаты, будь осторожен, хорошо? Я постараюсь устроить внизу какую-нибудь сцену. Возможно, я подкуплю Кэй, и она мне в этом поможет.
– Попробуй предложить ей книгу, – вяло пробормотал он. – Она любит читать.
– Я подумаю об этом, но, может, лучше ее вообще в это не впутывать.
– Присмотри за ней, ладно? – Его запястья саднили, и он сел в кровати, растирая их ладонями. Едва он приподнялся, как ощутил, насколько сильно кружится голова. – Она прислала мне еще одну записку?
– Конечно. – Сестра Эш протянула ее вместе с извлеченным из кармана восковым карандашом. – Завтра попытаюсь прикарманить для тебя немного бумаги.
Она снова принесла ему стаканчик с таблетками, и они выглядели точно так же. Главврач не контролировал его вечерний прием лекарств, что позволяло надеяться, что это действительно аспирин. Он принял их, радуясь возможности хоть немного облегчить боль в руках.
Сегодня вечером его ужин состоял из крохотной порции стремительно засыхающего восстановленного картофельного пюре и расползающегося переваренного зеленого горошка. Он ел, чувствуя, как аппетит пропадает с каждой проглоченной ложкой. Если записка Кэй его и подбодрила, то совсем незначительно. Его изумляло то, что ей каждый день удается ему что-то передать, и Рики надеялся, что так будет и дальше, потому что ему необходимо было на что-то надеяться.
На первом этаже все по-старому.
Мне кажется, эта медсестра в тебя втюрилась.
Скорее всего, она это тоже прочитает.
Привет, сестра! Вы самая популярная личность в психлечебнице. Наверное, здорово ощущать свою исключительность.
Он тихонько усмехнулся и сунул клочок бумаги под матрас, к остальным записям. Набирая ложку картошки, он поднял глаза на сестру Эш, которую, похоже, внезапно страшно заинтересовали трещины в кафельном полу.
– Почему ты так много нам помогаешь? – спросил он. – Почему ты помогаешь мне?
– Честно?
Он кивнул. Ее щеки стали пунцово-красными, и она принялась оттирать с платья несуществующее пятно. Его ничуть не заботило то, что она избегает смотреть ему в глаза. Что бы ни толкало ее помогать ему, он сомневался, что это что-то весомое. Возможно, до нее что-то дошло после того, как главврач убил ее подругу?
