— Кузина новоиспеченной графини теперь тоже живет в доме ван Роэльса, — продолжил Ксандр. — Граф развел цветник из женщин в «Темном ручье».
— Ты видел их? — Леопольда все больше интересовал этот разговор. — Они красивы или страшны, как смертный грех?
— Нет, увидеть мне их не довелось, но надеюсь, что это скоро случится, — возбужденно ответил брат, снова хватаясь за вино. — Я горю желанием взглянуть на жену Филиппа, но кузина интересует меня не меньше!
— И коровы и женщины… Как любопытно… — протянул граф, сузив глаза. — Мне не терпится узнать все до малейшей подробности.
— Ван Роэльс просто так не отдаст своего, — понимая, о чем думает Леопольд, сказал Ксандр. — Или ты намерен портить ему жизнь и дальше?
— А почему нет? — пожал плечами граф. — Из-за него чуть не пострадала моя семья. Мы могли лишиться всего!
— Он боролся за сестру и защищал свою семью, — с легкой иронией произнес брат. — Не так ли?
— Меня не интересуют его душевные терзания! — раздраженно прошипел Леопольд. — Все наше благополучие висело на волоске и если бы принц не упек его в тюрьму, то мы бы болтались на виселице!
— Вы, — поправил его Ксандр и в его голосе прозвучали язвительные нотки. — Я никого не убил, и не похитил еще ни одну женщину, так что… Рядом с вами болталась бы пустая веревка.
— Щенок… — граф презрительно сжал губы, глядя на него. — Ты всегда отличался от нас. Хитрый лис.
— Не могу не согласиться с этим, — захохотал Ксандр, получая удовольствия от злости брата. — Я слишком умен.
— Да ты хвастлив и двуличен, — покачал головой Леопольд, отмечая, что даже внешне он не был похож на них с отцом. Более светлый, с синими холодными глазами и узким лицом, Ксандр был похож на их мать, умершую от чахотки, когда брату исполнилось пять лет. — На тебя нельзя положиться.
— Разве на тебя можно? — молодой человек моментально посерьезнел. — Ты мечтаешь, чтобы я сдох, но я не доставлю тебе такого удовольствия.
Глава 29
Проснулась я рано утром, когда за окном только начинало сереть предрассветное небо, и поняла, что ко мне тихо и совсем неслышно подкралось счастье. Теперь мне предстояло самое трудное — сохранить его, во что бы то ни стало.
Муж спал рядом, и хоть я не видела в темноте его лица, но слышала тихое дыхание, ощущала тепло кожи и чувствовала тяжесть руки на своем животе. Энергия, блуждающая в моем теле требовала выхода, и я осторожно встала, стараясь двигаться как можно бесшумнее. В камине еще тлели головешки и под их слабым, красноватым светом я нашла свои вещи и выскользнула из спальни графа в смежную комнату.
Меня ждал сюрприз — в камине горел огонь, а над ним висел огромный котел с кипятком. Мия! Девушка догадалась, что я ночевала у мужа и приготовила все заранее, не забыв ведро с холодной водой. Мне даже говорить ничего не пришлось! С удовольствием обмывшись, я не спеша оделась и, взяв лампу, спустилась на кухню.
Гуда уже гремела посудой и, завидев меня, удивленно всплеснула руками.
— Ваша светлость! Что ж вы в такую рань-то поднялись? Полежали бы еще!
— Не хочется, — мне казалось, что мое лицо выдавало все, что произошло ночью. — Вы не сделаете мне свой травяной чай?
— Конечно ваша светлость, сейчас водички вскипятим, травок бросим, и будет чаек… — приговаривая, засуетилась повариха. — С медом… печенье у меня осталось…
Я слушала ее, а мой взгляд скользил по кухне, периодически останавливаясь на какой-нибудь вещи, и когда он наткнулся на сечку, у меня екнуло сердце. Это старинное приспособление для рубки капусты, иногда можно было встретить и в современных магазинах — деревянное корытце и топорик овальной формы с загнутыми вниз краями на деревянной ручке. Но хозяйки секли им не только капусту, но и мясо, чтобы сделать рубленые котлетки или пельмени.
— Гуда, ты могла бы нарубить мяса сегодня? — я поднялась и, взяв сечку, повертела ее в руках — корытце прочное, хорошего качества, топорик острый…
— Ваша светлость, так это ж для капусты, — повариха удивленно смотрела на то на меня, то на сечку.
— А кто сказал, что этим нельзя рубить мясо? — широко улыбнулась я. — Я хочу приготовить одно очень вкусное блюдо к обеду.
— Как скажете, — женщина видимо не понимала, какая вожжа мне под хвост попала, но перечить не могла. — А что рубить-то?
— Свежее мясо, например, курицу, — объяснила я, находясь в радостном предвкушении от кулинарного эксперимента. — Без кожи и костей конечно!
— Ой, ваша светлость! — бедная Гуда забрала у меня сечку и поставила ее на место. — Вы прямо как вихрь, то одна придумка, то другая! Да все так ладно делаете-то! Прям повезло нам с хозяйкой! Только и успевай удивляться!
— Нечему еще удивляться, — скромно сказала я и мечтательно улыбнулась. — Все еще впереди…
Напившись чаю, я надела фартук и отправилась в оранжерею, получая удовольствие от тишины спящего дома. Уже рассвело, и тусклый свет серого утра проникал в дом через окна, пожирая темноту, притаившуюся в углах. Мия и Либби развешивали белье на заднем дворе, Фрост растопил печи в оранжерее, и теперь сидел на табурете, шлифуя кусочком кожи палочки для будущих леденцов, Гуда готовила завтрак, а я взялась за своих «деток-розочек», торчащих из медовой воды. И только сейчас я поняла, что предусмотрела не все. Чем мне накрывать мои черенки??? Это тебе не двадцать первый век, где можно было обрезать пластиковую бутылку и далее не мудрствовать!
Закусив губу, я принялась отчаянно соображать, но в голову ничего не приходило.
— Ваша светлость, что-то случилось?
— А? Что? — я вынырнула из своих мыслей и взглянула на Фроста.
— Что-то случилось? — повторил старик, щуря близорукие глаза. — Вы замерли, будто привидение увидали.
— У меня кое-какие трудности, — вздохнула я, с сожалением глядя на черенки.
— Может я смогу вам помочь? — предложил он и, кряхтя, поднялся с табурета. — Скажите старику, что такое?
В нескольких словах я объяснила, в чем моя проблема и Фрост нахмурился, почесывая подбородок.
— Мда… задача… — протянул он, и я тяжело вздохнула. Что мог предложить пожилой человек, мало понимающий в цветочных делах и устройстве теплиц. Но я ошиблась.
— Ваша светлость, мне кажется, я знаю, что можно сделать, — вдруг сказал он, и я удивленно посмотрела на него, готовая выслушать любые идеи.
— Здесь ведь не было оранжереи, — сказал Фрост. — Это уже покойная графиня ее построила. Даже не знаю, для чего использовали эту комнату, но столько окон в ней никогда не было. Графиня приказала пробить стены и сделать огромные рамы, чтобы света стало больше, а старые рамы вынесли в нежилую часть особняка. Там они стоят, и по сей день.
Я сначала не поняла, к чему он ведет, а потом так обрадовалась, что чуть не бросилась его обнимать.
